Братья Булгаковы. Том 1. Письма 1802–1820 гг.

Возвращаюсь к себе; я скоро, то есть, может быть, на этой неделе, пущусь, с Богом, в Петербург. Полетика, Боголюбов воспевают мне любовь Салтыкова[52] к справедливости и праведным требованиям. Я крепко надеюсь на его пособие; буду просить перейти в Архив с сохранением секретарского жалованья без курса; что выслужено, то отнять не можно без какого-либо повода основательного негодования. Вот что буду я просить вместо награждения за мою ревностную службу, столь жарко Дмитрием Павловичем засвидетельствованную. Поспешу ехать до возвращения Румянцева, чтобы вернее достигнуть успеха: мои петербургские друзья ручаются мне за него (разумеется, они все говорят о кресте моем, не зная моих настоящих намерений). Итак, прощай, Париж, Константинополь и проч.

В Петербурге праздник за праздником для их прусских величеств; чудо будет, ежели им не отморозят носов. Были производства, но мало: нашему Салтыкову дали Александровскую. Князя Павла Гагарина дом на набережной сгорел со всеми сокровищами покойной жены и проч.; сгорел от него самого: зажег камин в кабинете, запер комнату ключом и сам уехал на весь вечер и ночь. Ничто ему, скупердяге! Никто об нем не жалеет. Шереметев умер как святой, оставив все имения малолетнему своему ребенку, а в случае его смерти – все казне; родня бесится. Пенсионов оставил тысяч на сто. Государь апробовал [признал действительной] духовную. Умер также Шувалов [граф Петр Андреевич], что на Щербатовой женат, оставив много детей, 600 000 долгу, а имения нет. Под конец пил с отчаяния.

Константин. Вена, 1 января 1809 года

По сие время не решена загадка, кто сюда будет послом. Здесь теперь целый собор послов и министров. Строганов также приехал умножить их число. Какое-то ему будет место? Графиня Самойлова также здесь, я ее не видал, но говорят, что она все еще прекрасна. Так вы находите, сударь, что ничто не может сравниться с пением княгини Натальи? Я согласен и вижу, что вы в умилении.

Ваш купец Симеон батюшке наврал о парижской дешевизне. Все пишут, что мочи нет. Карета (я тебе привожу это как статью, которую ваш купец считает одною из самых дешевых) стоит 25 луидоров в месяц. Князь сильно жалуется на дороговизну. Описывает нам иные статьи, кои с Веною сравнить нельзя. Я верю, что в Париже можно жить даром, но чтобы дешево было жить, это пустяки, кои всеми опровергаются, кои там и оттуда приезжают.

Карнавал начался. Балов немного будет в нынешнем году, редуты начались, а в Аполлоновой зале в последнее воскресенье было до 7000 человек. Я там пробыл только до 11 часов и поехал в редут, который меня гораздо более веселит.

Константин. Вена, 3 января 1809 года

Наконец представление князево произвело свое действие, и мои дарданелльские труды не остались без награждения. Теперь, чистосердечно тебе признаюсь, одна мысль портит мое удовольствие, а именно: что для тебя ничего не сделали, хотя ты гораздо более меня заслужил. Непременно надобно, чтобы Татищев вновь представил прямо государю. Я с ним поговорю и счастлив буду, ежели тебя поздравлю скоро кавалером. Мы все шли вместе; больно бы мне было иметь знак, которого бы ты не имел.

Константин. Вена, 11 января 1809 года

Мы сами теперь, хотя и не по уши в веселии, как вы, но поздно очень ложимся: то редуты, то маленькие балики, то вечеринки, но никогда прежде двух часов домой не приходишь. Балов, кажется, немного будет. Эстергази, Лихтенштейн не собираются веселить публику. Надобно, стало быть, утешаться редутами, и я там развлекаюсь по-королевски.

Всегда находили во мне с тобою много сходства. Недавно еще Лизакевич хотел меня уверить, что я проезжал чрез Кальяри. Я всегда с этим соглашаюсь с признательностью. Я неоднократно тебя просил от меня Урусовым кланяться. Он человек весьма добрый, а она премилая женщина [сестра Дмитрия Павловича Татищева, с которым Александр Яковлевич Булгаков служил в Неаполе]. Надеюсь, она питает ко мне дружеские чувства; что до меня, то я к ней искренне привязан.