Никакая тайная группа не витала над странами и не манипулировала ими в 1950-е годы. Однако вера в это успокаивала американцев. Фостер помог убедить их в том, что их беды в мире отражают не разочарование миллионов людей или концептуальные провалы их лидеров, а слепую ненависть нескольких непонятных фанатиков.
Один историк назвал парадигму холодной войны "одним из наиболее мощно разработанных национальных нарративов в истории". По словам другого историка, она захватила американцев в пугающую эпоху, поскольку предлагала "всеобъемлющий способ понимания мира.... Страх служил эмоциональным клеем, который удерживал этот мир вместе: страх перед советским экспансионизмом, коммунистической подрывной деятельностью внутри страны, ядерной войной".
Теоретики разных эпох считали, что для сохранения сплоченности и внутренней силы нации нужны враги. Фостер глубоко верил в это. Он поощрял проекты "готовности", такие как строительство бомбоубежищ и проведение учений по борьбе с воздушными налетами, и доносил до людей масштабы угрозы, разрешив прямую телевизионную трансляцию испытаний ядерного оружия в пустыне Невада. Состояние страха, в котором находилась Америка в 1950-е годы, было для него не досадным побочным продуктом "холодной войны", а необходимым условием победы.
"Если не будет явной угрозы со стороны Советского Союза, - рассуждал он, - наша воля к сохранению единства и силы может ослабнуть".
Даже после того, как Фостер и Аллен всю жизнь служили делу экономического колониализма, они считали себя антиколониалистами. Они оправдывали применение насилия убежденностью в том, что их цель - раз в тысячелетие возникающее противостояние между цивилизацией и варварством - настолько трансцендентна, что оправдывает любые крайности. Многие американцы согласились с ними.
Фостер и Аллен привлекли США к партнерству с диктаторами в ряде стран мира, а в некоторых странах они вмешались, чтобы заменить демократические правительства тираниями. Тем не менее они считали себя паладинами свободы. По некоторым меркам, такой логический скачок превращал их в лицемеров. Они оправдывали его, применяя особое определение свободы. Оно не имело ничего общего с гражданскими правами или социальным обеспечением. В их понимании свобода была прежде всего экономической: страна, лидеры которой уважают частное предпринимательство и приветствуют транснациональный бизнес, - это свободная страна.
Это тоже отражало широко распространенное в Америке убеждение.
"Лишение индивида права собственности в пользу коллектива, даже во имя социальной справедливости, как это сделал бы коммунизм в абстрактном смысле, кажется американцам изначально неправильным - и это понятно, учитывая американский опыт", - писал после выхода на пенсию Пол Каттенбург, референт Госдепартамента по Индокитаю в 1950-е годы. "То, что это не кажется неправильным миллионам людей в мире, которые не разделяли американских щедрот и американского опыта и никогда не владели собственностью или чем-либо еще, очевидно, не поражает многих американцев".
Была еще одна составляющая свободы в понимании Фостера и Аллена: религия. Страны, в которых поощряется религиозная преданность и во главе которых стоят люди, находящиеся в хороших отношениях с христианскими священнослужителями, были для них свободными странами. Используя эти два критерия - отношение к бизнесу и отношение к религии - они нашли объяснение тому, почему они осуждали одни диктатуры, но не осуждали другие.
Сенатор Фулбрайт однажды пожаловался, что Фостер "вводит общественное мнение в заблуждение, запутывает его [и] кормит его чушью". Тем не менее, многие американцы были поглощены его рассказом. Оно соответствовало их собственным представлениям о жизни и истории.
Казалось, миру угрожают злоумышленники. Кто-то должен был их сокрушить. Фостер говорил американцам, что провидение наделило Соединенные Штаты этой миссией. Этими рассуждениями он затронул аккорды коллективной памяти, связывающие американцев с войнами с индейцами, войнами на полях, пограничными маршалами, перестрелками, морскими десантами на чужие берега и богатством судьбы. Его мир был очень похож на долину в фильме "Шейн" или на терроризированный городок в фильме "Высокий полдень": некогда мирное место, которому угрожает зло и которое нуждается в спасителе.
Американцы по своей природе не терпеливы. Когда мы сталкиваемся с проблемой или вызовом, наш импульс - действовать. Мы любим делать, а не понимать. Реальность не ограничивает наши амбиции. Более того, иногда мы склонны верить, что можем переделать реальность под свои нужды. Это еще одна национальная черта, которую прекрасно воплотили в себе Фостер и Аллен.