Братья и сестры в реестре

В Нудове образовалось столько сарказма и злорадства, что он не просто кивнул или шевельнул рукой.

Он нашел в себе силы произнести умирающим голосом:

– Я в порядке. Я готов. Можете начинать.

Пока людишки-смертники погружались в Реестр, до того, как предпринять свою собственную последнюю попытку, Нудов вдруг вспомнил, какой мощный пинок дало науке исследование реестра. Как он и его фриланс-лаборатория судились с всесильной корпорацией-заказчиком, которая настаивала на том, что каким бы ни получился результат, он оплачен корпорацией и, следовательно, принадлежит ей. Каким призрачным был шанс отстоять фундаментальное открытие и как его все-таки удалось отстоять с помощью дорогущих адвокатов, нанятых спешно созданным альянсом корпораций-конкурентов и правительствами разных стран. Сколько свидетелей со стороны истца скоропостижно умерли, как много высокопоставленных рук набрали номера нужных людей. Ни одна из серьёзных сил в мире не хотела, чтобы тайна реестра принадлежала кому-то одному. В итоге суд сошелся во мнении, что разработка, не абсолютно отвечающая техзаданию заказчика, является достоянием человечества.

Естественно, фриланс-лаборатории Нудова-Мори приписали астрономические компенсации в адрес истца. Увидев сумму, горе-исследователь чуть не повесился, но за пару недель долг магическим образом обнулился.

Погружение в Реестр во славу матушки-земли, с целью вычеркнуть проклятый вирус из мироздания началось штатно.

Из вылазки ни живым, ни в форме инвалида любой степени тяжести, ни даже в форме сохранных трупов не выбрался ни один из участников.

Свержение (окончание Прямого включения)

Новомальвиновка – Воронежполис – ОктоМосква, 2049, 8 сентября

– Поспешность, да… в этом была наша ошибка, – встал из-за стола очкарик среднего роста, пухлый, с таким гладким лицом, будто над ним долго трудилась бригада фотошоперов, – Но было принято неизбежное решение. Учитывая, как стремительно ожесточается вирус, мы не могли не попытаться его уничтожить. На уровне, так сказать, операционной системы. Мы пошли по пути наименьшего зла.

Патриарх изучал решительное лицо Арбитра ответственных решений. Взгляд, словно капля, всё время сползал с неестественно гладкого овала.

Звуки совещания внезапно затуманились, а перед глазами пошла цветовая рябь, как на засмотренной до дыр VHS74-кассете. Изображение сменилось.

«Бассейн. Он движется вдоль бортика по сине-белому наливному полу, который скрипит под ботинками. Плеск и гул искажаются зеркалом бассейна, которое придаёт им немного металлические нотки. Параллельно и навстречу, по первой дорожке уверенным баттерфляем плывёт поздний сын мужчины – подросток лет четырнадцати. Движения его чёткие и изящные.

Метрах в пяти подросток меняет баттерфляй на брасс. Вот отец и сын почти поравнялись, и тут первый делает неожиданное для его габаритов и манер стремительное движение – наклоняется и выставляет руку вперёд ладонью.

Подросток с невероятным пружинистым чубом выныривает почти до пояса и даёт отцу пять. Слышится звонкий шлепок. Другой рукой игривый сын отправляет в отца веер серебристых брызг. Они щекочут лицо пожилого мужчины, бриллиантовыми шариками застревают в жёсткой щётке пегих усов, стекают по носогубным складкам. Мужчина улыбается.

А потом сын с хохотом снова меняет манеру и удаляется вдаль баттерфляем.

Мужчина смотрит ему вслед.

Мой сын. Мой единственный поздний сын.

Стоп.

У меня их трое – чуть постарше этого мальчика из воспомина… видения. С такими же чубами, гордыми непроницаемыми лицами, а ещё – здорово воспитанные, ловкие и стремительные.