Братья. История масонства в России

Л.МАЦИХ: А Вы читайте перед обедом, а паче перед ужином, советских литературных и прочих изданий – мало ли, чего там нет. Зато там есть какой-нибудь Павленко, Ажаев, кавалеры «Золотой звезды». И всякие прочие, стихотворная поэма «Они видели Сталина» - это там точно есть. Видите ли, выдающиеся деятели литературы ушли в эмиграцию. Если почитать советские издания, нет Бунина, нет Набокова. Вы представляете себе русскую литературу без них? Ну, и Осоргина, разумеется, нет. А они-то есть. И Замятин. И все эти великие имена, они на русской литературной карте обязательно должны присутствовать. Мало ли, чего при большевичках не публиковалось.

Н.АСАДОВА: Кстати говоря, вот я когда училась в школе, у нас в 10-11 классах Замятин был.

Л.МАЦИХ: Ну и слава Богу. И Набоков должен быть.

Н.АСАДОВА: Набоков тоже был, причем, кстати говоря, «Лолита» у нас была.

Л.МАЦИХ: Ну, тут я Вам не знаю, завидовать или сочувствовать, но без Ивана Алексеевича Бунина и без Куприна, и без… кстати говоря, в советских хрестоматиях Есенина не было, хотя уж казалось бы… Тоже, кстати, одно из великих имен Серебряного века. Правда, он в симпатиях к масонству никогда замечен не был.

Н.АСАДОВА: А Маяковский?

Л.МАЦИХ: Маяковский – да, но после революции… вот это особая история: втянул его туда Роман Якобсон, и он входил в кружок Арманда Хаммера, но это, как бы, некая отдельная штука. Но Маяковский в эпоху, как бы, расцвета Серебряного века, он же считался скорее эпатажным персонажем, чем выдающимся литературом – тогда и без него хватало. Да, безусловно, Маяковский потом расцвел как человек громадного таланта, громадного абсолютно. И он, вот, в каком-то смысле, жертва своих литературных заблуждений. Осоргин-то большевиков понял сразу, а Маяковский пленился этими всеми песнями сирен. Я не верю, что он продался, я думаю, он пленился и заплатил сполна за свои заблуждения.

Н.АСАДОВА: Была ли какая-то преемственность между ложами, которые существовали в начале ХХ века, и теми ложами, которые были основаны в XVIII, XIX?

Л.МАЦИХ: Была, конечно. Была, во-первых, нерушимая золотая цепь масонской традиции, если так, высокопарно выражаться, как Михаил Осоргин бы одобрил, и были ложи, которые, собственно говоря, восходили еще к древнему, принятому шотландскому обряду. Но были и новые. Например, некую такую революцию, без преувеличения, в деле российского масонства произвели французские братья, ложа «Великий восток Франции», которая инициировала создание лож, объединенных под эгидой «Великого востока России». Кстати, Осоргин относился к этому неодобрительно. Он был в этом смысле консерватором, и он не любил политической активности, как он называл, «мышиной возни и суеты».

Н.АСАДОВА: Сам-то он был эсером. И даже прятал…

Л.МАЦИХ: Ну, в молодости. «Блажен, кто смолоду был молод» - говорил Вольтер, человек, который…

Н.АСАДОВА: …террористов у себя, как Алексей Дурново нам сообщил.

Л.МАЦИХ: Человек, который в 20 лет не революционер, у этого человека нет сердца. Кто к 40 не стал консерватором, у того нет ума. Весь этот путь прошел Осоргин, разумеется. Он далеко-далеко отошел от эсерства. Уже к 17-му году он был человеком вполне зрелым, его привлекало временное правительство к очень ответственным постам: ему предлагали пост русского посла в Италии, он отказался и вернулся в бурлящую Россию.

Н.АСАДОВА: А он еще, кстати говоря, работал в архивах охранки…

Л.МАЦИХ: Да, ему поручили такую… такую штуку.

Н.АСАДОВА: …после Февральской революции.

Л.МАЦИХ: А он, кстати, работал там бок о бок с Блоком – они оба разбирали полицейские, жандармские архивы. И кстати, Осоргин был против люстраций, говоря по современному – он был против опубликования списков осведомителей.

Н.АСАДОВА: Почему?

Л.МАЦИХ: Вот он был гуманист. Он всегда жалел оступившихся. Вся его литература – кстати, великолепная, смело рекомендую нашим слушателям – она вся полна искреннего, не ложного, не пафосного гуманизма. Он любил людей, он принимал их, какие они есть. Его любимой присказкой было «все люди, все человеки». И он никогда ни массонов не рисовал как собрание святых, или, там, ангелов с розовыми крыльями, и он не… его книги не полны ни сарказма, ни обличения свинцовых мерзостей бытия, ни, там, разоблачения язв жизни, а вот полны искренней радости, что человек все-таки может быть хорошим, несмотря ни на что, и изображение самых таких вот, светлых и прекрасных сторон жизни. Его интонация, она не имеет равных в русской литературе – так никто не писал. Поскольку русская литература всегда славилась обличительным пафосом, а он был от этого очень далек. Он хорошо людей знал, но у него хватало ума и сердца их не осуждать.

Н.АСАДОВА: 00:26 в Москве, я напоминаю, что это передача «Братья», у микрофона Наргиз Асадова и Леонид Мацих. Тема нашей сегодняшней передачи «Масоны и литература Серебряного века», и главный герой нашей передачи – это Михаил Осоргин. Нам Кирилл пишет: «Гумилев – мой любимый поэт. Скажите, в какой ложе он состоял?»