Убеждение в этом, а не подновление истершихся клише, отражает суть политики Кеннеди в последние месяцы его президентства. Да, во время поездки по Европе Кеннеди сполна и даже с процентами отдал дань «холодной войне». В Западном Берлине он довел реваншистскую аудиторию до исступления, яростно браня коммунизм, и, даже забыв, что он сын Массачусетса, воскликнул: «Я – берлинец!». Оратор почувствовал неловкость, увидев бурную реакцию слушателей. Но эти выступления необходимо рассматривать в общем контексте политики Кеннеди. И не были ли они искусным маневром, чтобы скрыть направление пробного шара, запущенного президентом накануне выезда в Европу?
Экстремистская западноевропейская голытьба отбила ладони, аплодируя Кеннеди. Просвещенная часть публики проектировала услышанное на его речь, произнесенную незадолго до поездки в Американском университете 10 июня 1963 года. Чрезмерно искушенные усматривали в различии содержания речей в Америке и Европе некий творческий замысел – оратор стремился дать сбалансированное изображение мира, как он виделся ему. Политически грамотные шли дальше: через завесу словесного заградительного огня, поставленную президентом в Европе, они пытались разглядеть – происходившее на его командном пункте, расценивая речь 10 июня как сознательное открытие карт.
«Речь мира», как ее именовали в окружении президента, готовилась долго – с весны 1963 года. Собирались идеи, писался и переписывался текст. Потом, много спустя, выяснилось – написание ее поручили тем, кто был связан с ЦРУ, расправившим крылья после кризиса в Карибском море.
6 июня Кеннеди посетил учения флота, он был на борту чудовищно громадного авианосца «Киттихаук». Днем двухчасовые стрельбы ракет. Спустилась ночь, учения продолжались – президенту демонстрировали ночной взлет и посадку палубных реактивных истребителей. Фантастическая картина открывалась с затемненного мостика, где в кресле сидел президент. Оглушающий рев двигателей, мерцание приборов на мостике, малопонятные команды. Адмиралы показывали президенту товар лицом – слаженный военный механизм. Съежившийся в кресле-качалке президент – во мраке с трудом можно было различить, что он в штатском, – казался совсем лишним на празднике техники войны. Над Кеннеди навис взволнованно-торжественный адмирал, дававший бесконечные пояснения.
Случайно пробравшийся на мостик корреспондент ВВС Алистер Кук, видевший много раз президента, запомнил его лучше всего именно в эту зловещую ночь: «Он мало говорил, просто смотрел на взлетающие самолеты. Он не расспрашивал о происходившем, что так не походило на него, обычно пытливого человека. Адмирал, нагнувшись над креслом, все объяснял и объяснял. Неожиданно президент тихо, с бесконечной усталостью сказал: «Адмирал, извините, больше не могу». Он схватился за ручки кресла и, корчась, неловкими движениями начал подниматься. Это продолжалось не менее минуты, а затем двое офицеров провели его в каюту. Снова спина. Всегда было трудно определить выражение его глаз – юмор или страдание».
С учений флота президент вылетел на Гавайские острова. В дороге туда и обратно доработал «речь мира». Только за день до ее произнесения он разрешил показать текст руководству государственного департамента и министерства обороны.
Собравшиеся 10 июня 1963 года в Американском университете были поражены с первых слов президента. В своей речи он предложил «рассмотреть паше отношение к миру. Слишком многие среди нас считают, что мир невозможен. Очень многие думают, что он недостижим. Однако это опасное, пораженческое убеждение… Я говорю о мире потому, что у войны новое лицо. Тотальная война не имеет никакого смысла в век, когда великие державы могут держать большие и сравнительно неуязвимые ядерные силы и отказываться сдаваться без применения их. Она не имеет никакого смысла в век, когда одна ядерная бомба имеет взрывную силу почти в десять раз больше той, которая была использована всеми союзническими военно-воздушными силами во второй мировой войне. Она не имеет смысла в век, когда смертельные яды, выделенные в результате взаимного применения ядерного оружия, с помощью ветра, воды, почвы и семян перенесутся в самые отдаленные уголки земного шара и к еще не родившимся поколениям».
Нарисовав устрашающую и точную картину последствий всеобщей термоядерной войны, Кеннеди призвал «обеспечить мир не только в наше время, но навсегда». Говоря о том, что сохранение мира зависит от обеих сторон, он указал: «Я считаю, что мы также должны пересмотреть нашу позицию, каждый человек и нация в целом, ибо наша позиция столь же существенна для достижения этой цели, как и их позиция».