Братья Хоторны

Джеймсону нравилось играть, но придумать игру? Составлять головоломки? Показывать другим людям, на что они способны?

– С денежным призом. Большим призом.

– Игра нужна сложная, – сказал Джеймсон, – замысловатая, идеально продуманная.

Она усмехнулась.

– Я буду очень занята с фондом, – сказала она ему, – но хобби нужно каждому.

Он знал, что она знает: для него это не просто хобби.

– Величайшая игра, – пробормотал он, – вот как следует ее называть!

– Так мы ее и назовем, – ответила Эйвери.

И в этот момент, глядя на нее, представляя свое будущее с ней, Джеймсон понял: он собирается рассказать ей все. Если он чему-то и научился во время Игры, в которую играл – и выиграл, – так это тому, что он мог доверять себе в том, что расскажет ей. Это больше чем голод, больше чем жажда, больше, чем стремление, больше, чем то, что растил в нем Тобиас Хоторн.

И он хотел стать рядом с ней кем-то бо`льшим.

– Той ночью я ушел, – начал он тихо, – и вернулся на рассвете, от меня пахло огнем и пеплом. – Воспоминания стояли прямо перед глазами – такие же яркие, как и всегда. Джеймсон взял Эйвери за руку. Он прижал ее пальцы к своей ключице, прямо к основанию шеи. – И здесь у меня был порез.

Пальцы Эйвери слегка сжались, поглаживая кожу, на которой не осталось шрамов.

– Я помню.

Интересно, чувствует ли она биение его пульса? Или это ему показалось, что он ощущает ее сердцебиение? Чувствовать ее?

«Есть некоторые вещи, – подумал он, – о которых не следует говорить вслух».

На полу башни стояла коробка – игра, которую кто-то из них, должно быть, оставил здесь давным-давно, – «Скрэббл». Джеймсон опустился на колени и достал доску.

– Ты уверен? – прошептала Эйвери.

Он до боли уверен, настолько уверен, что ощущал эту уверенность на вкус. Это не та тайна, которую кто-то мог рискнуть разгадать. Скоро они придумают собственные тайны, свою игру. Но он не хотел, чтобы в это время что-то стояло между ними.

Доверять – это одно и то же.

И Джеймсон раскрыл ей свой секрет – тайну, которую он узнал той ночью в Праге и которую записал на свитке для проприетара. Четыре слова. Буква «Х». Слово «еще». Буквы «в» и «а».

Эйвери прочитала сообщение на доске для игры в «Скрэббл» и подняла на него округлившиеся от шока глаза.

«ЭЛИС ХОТОРН ЕЩЕ ЖИВА».

Шесть лет, десять месяцев и неделю назад

Когда вы станете достаточно взрослыми, когда будете готовы, помните: в любви Хоторнов нет места легкомыслию.

Джеймсон внезапно подумал о бабушке, которую он никогда даже не видел, о женщине, которая умерла еще до его рождения.

– Такие мужчины, как мы, любят раз и навсегда, – тем же тихим голосом продолжал Старик, – всем сердцем, без остатка. Это всепоглощающее и вечное чувство. С тех пор как умерла ваша бабушка, на протяжении всех этих лет… – Глаза Тобиаса Хоторна закрылись. – …у меня никого больше не было. Не может быть и не будет. Потому что, когда ты любишь женщину, или мужчину, или кого угодно так, как любим мы, пути назад нет.

Это прозвучало скорее как предупреждение, чем как обещание.

– Если будешь любить ее меньше, ты уничтожишь ее. А если она та самая… – Старик посмотрел сначала на Джеймсона, затем на Грэйсона, затем снова на Джеймсона. – Когда-нибудь она уничтожит тебя.

Это прозвучало не как что-то плохое.

– Что бы она подумала о нас? – Джеймсон задал этот вопрос импульсивно, но не пожалел об этом. – Наша бабушка?

– Ваша работа над собой все еще продолжается, – ответил Старик. – Давайте прибережем суждения моей Элис до того момента, когда вы закончите.

Эпилог Иви

В тот день, когда Винсент Блейк умер, – в тот день, когда Иви нашла его мертвым после второго сердечного приступа меньше чем через пять месяцев после первого, – она позвонила девять-один-один. Ей пришлось решать вопросы с властями и с телом, а потом, ночью, она спряталась в недрах особняка Блейков и включила телевизор. Совершенно опустошенная.

«Он был моей семьей, и он мертв. Его больше нет. И я одна». На телеэкране Эйвери была не одна. У нее брали интервью, которое мог увидеть весь мир.

– Сегодня с нами Эйвери Грэмбс. Наследница. Филантроп. Человек, изменивший мир, – и это всего в девятнадцать лет. Эйвери, расскажите нам, каково это – быть на вашем месте в столь юном возрасте?

Каждый вздох обжигал ее грудь, когда Иви слушала ответ Эйвери на этот вопрос и последовавший за ним обмен репликами между наследницей Хоторнов и одним из самых любимых ведущих.

– На твоем месте я не смотрел бы это.

Иви повернулась к Слейту, чувствуя себя слишком измотанной, чтобы раздражаться.

– Ты не я, – отрезала она, – ты работаешь на меня.

– Я сохраняю тебе жизнь.

– А всего несколько часов назад у меня для этого была целая команда, – ответила Иви, – унаследованная, как и все остальное.

Слейт ничего не сказал. Это раздражало его. Иви снова повернулась к экрану – к Эйвери.

– Почему, получив в наследство одно из крупнейших состояний в мире, вы собираетесь раздать почти все? – спрашивал ведущий. – Вы святая?

– Может, они ее такой и считают, – пробормотала Иви. Хоторны.