Братья крови

Пронзительный визг резанул по ушам!

Сталь с вязким чавканьем врубилась в плоть, круша кости.

– Ату их! – загремел голос Селивана. – Ату!

Подвал наполнился шорохами, вскриками, испуганным подвыванием, треском ломаемых фанерных перегородок.

Четыре тени вылетели прямо на нас из-за кирпичного простенка. Три из них – отвратительные паукообразные создания, обряженные в засаленные лохмотья, – передвигались длинными прыжками, словно гончие псы, отталкиваясь от труб и куч перемешанного со строительным мусором песка. Афоня преследовал их стремительным скользящим шагом и в десятке метров перед нами настиг последнего.

Птенец Амвросия обрушился на спину зверя. Сжав ладонями поросший бурой шерстью череп, крутанул. Сухо хрустнули позвонки.

И тут бегущие впереди звери поравнялись с нами. Я рассчитывал, что они просто попытаются прорваться и улизнуть – обычно дикие кровососы не отличаются храбростью, нападают на слабых и беззащитных, а от опасного врага трусливо бегут. Поэтому я поднял палаш повыше, намереваясь одним ударом срубить голову тому из вампиров, который оказался передо мной. И едва успел отпрыгнуть, уворачиваясь от взмаха когтистой лапы.

Будь на моем месте человек, удар выпустил бы ему кишки. Но, к счастью, скорость и реакция кровных братьев существенно отличается от людской. Коготь лишь вскользь зацепил брючину.

Я пнул зверя в подбородок и рубанул сверху вниз.

Изогнувшись неимоверным образом, зверь спас шею. Клинок вонзился в плечо, начисто срезав руку. Возвратным движением я вогнал острие между ребер. Тварь отчаянно завизжала, выгибаясь в предсмертной муке.

Осиновый кол – выдумки из разряда тех неимоверных глупостей, которыми обросли истории о вампирах в людской молве. Неважно, чем пробить сердце «неживого». Главное, попасть. А уж этому я за шесть веков сумел выучиться. Вот Ладвиг фон Раабе всегда предпочитал рубить головы. Считал, что это надежнее.

Наступив на грудину, я вытащил меч из стремительно усыхающего трупа и повернулся к Амвросию.

Представшая моим глазам картина заставила зашевелиться волосы на голове. Что угодно я готов был увидеть, но не это.

Зверь стоял, выпрямившись, гордо расправив плечи, и двумя ладонями удерживал меч Амвросия, обхватив лезвие. А один из сильнейших вампиров Евразии ничего не мог поделать, хоть и прилагал, судя по окаменевшему лицу, все усилия. Прикосновение к серебру не прошло для кровососа безнаказанно – кожа тлела, тонкие дымные змейки опутывали клинок, словно паутина, – но зверь, казалось, не замечал боли. Узкие, синюшные губы растянулись в злорадной усмешке, обнажая ровные, здоровые зубы заправского хищника.

Я шагнул вперед, занося палаш.

– Ну давай! – каркнул зверь вполне членораздельно. – Убивай. Мы все уйдем в Великую Тьму. Рано или поздно. Я так устал бояться, что мечтаю о встрече с ней. Они сильнее нас. Они – потоп, опустошающий землю!

«Ну сейчас он получит»! – подумал я, начиная движение.

– Стой! – сквозь зубы прохрипел Амвросий. – Погоди, Андрий!

Трудно остановить меч, начавший смертельный полет. Практически невозможно. Мне удалось лишь изменить направление удара. Клинок врезался в покрытую белесыми разводами трубу. Жалобно зазвенев, лопнуло прогнившее железо, выпуская тонкую струйку пара.

Амвросий благодарно кивнул, а когда он обратился к зверю, в голосе вампира звучала едва ли не мольба:

– Говори! Говори еще, и я пощажу тебя.

Издевательский хохот послужил ответом.

– Я плевал на твою пощаду! Всех нас ждут объятия Великой Тьмы! Могучий киевский Князь, ты боишься небытия?!

– Ах ты кровосос паршивый, – прошипел Амвросий. – Да я тебя…

– Ты – ничто! Пылинка в сравнении с грядущей лавиной! Они уже близко. Они идут. Они – разрушительные бури и злобные ветры. Они – предвестники чумы. Они – мор, глад и избавление от жизни всех живущих. Грядут трононосцы Ниннкигаль…

С этими словами зверь шагнул вперед, насаживаясь грудью на клинок. На лице его застыла блаженная улыбка.

Острие вошло в сердце, как в масло. «Немертвый» осел на пол, съеживаясь на глазах.

Через несколько мгновений в груде лохмотьев с трудом угадывались истлевшие кости. Такова наша расплата за бессмертие – уйдя к Великой Тьме, превращаться в старый труп. Горсткой праха стану я, станет Амвросий, станет Селиван. А вот Афоня, к примеру, превратится в обтянутый иссохшей кожей скелет – ведь его семьдесят лет посмертия не такой уж и великий срок.

И внезапно меня осенило.

– Княже! – Я даже схватил Амвросия за рукав, позабыв о хороших манерах. – Сколько ему лет, княже? Тебе доводилось видеть зверя, не уступающего возрастом высшему вампиру?

Мой старый друг молчал, глядя прямо перед собой. Меч в безвольно опущенной руке воткнулся острием в грязь.

– Княже! Слышишь ли ты меня?

Кто-то осторожно коснулся моего плеча.

Повернув голову, я увидел Афанасия, слегка растерянного, но, по обыкновению, сурового. Сибиряк глазами указывал мне за спину.

– Оставь его, – прошептал он одними губами. – Смотри лучше…

Я развернулся. Убитый мною зверь тоже обратился в скелет, присыпанный кое-где серым прахом.

– Сколько же им лет?