Я попытался представить себе, как всё это будет. Сначала придётся проползти через подземный ход совсем одному. Уже это было отвратительно. А выйти в лес по другую сторону стены и не найти там Юнатана? А потом сидеть в темноте и ждать, ждать его без конца, а под конец понять, что всё пропало? Потом снова ползти обратно. И жить без Юнатана!
Мы стояли перед конюшней, теперь уже пустой. И внезапно я подумал о совершенно другом.
— Что с тобой будет, Маттиас, когда он явится? Ну, этот, из Карманьяки. А ведь в конюшне не окажется ни одной лошади!
— Что ты, конечно, там будет лошадь, — возразил Маттиас. — Потому что я сейчас пойду и приведу домой мою собственную, которую приютили в соседней усадьбе, пока Грим стоял в моей конюшне.
— Да, но тогда он наверняка заберёт вместо Грима твою лошадь.
— Может, всё же у него есть совесть?! — сказал Маттиас.
В самую последнюю минуту Маттиас привёл домой свою лошадь. Потому что вскоре после этого он и в самом деле явился, ну, тот, который должен был забрать Фьялара. Сначала он, как и все другие люди Тенгиля, начал орать, шуметь и сыпать проклятиями. Ведь в конюшне стояла всего одна лошадь, и Маттиас не желал её отдавать.
— И не пытайся, — говорил Маттиас. — Ты ведь знаешь, что одну лошадь держать можно. А другую вы, чёрт подери, уже взяли и получили мой родовой знак. Что я могу сделать, если вы такие бестолковые и один болван не знает, что делает другой!
Некоторые люди Тенгиля злились, когда Маттиас обходился с ними так дерзко, но некоторые становились смирными и кроткими. Ну, а тот, что должен был забрать Фьялара, совершенно утратил дар речи.
— Видно, тут какая-то ошибка вышла, — сказал он наконец и убрался по тропинке прочь, поджав хвост как побитая собака.
— Маттиас, ты никогда никого не боишься? — спросил я, когда стражник скрылся из виду.
— Ясное дело, боюсь, — ответил Маттиас. — Чувствуешь, как бьётся сердце? — спросил он и, взяв мою руку, приложил её к груди. — Все мы боимся, — продолжал он, — но иногда нельзя это показывать.
Потом наступил вечер и стемнело. А мне пора было покинуть Долину Терновника. И Маттиаса.
— До свидания, малыш! Не забывай своего дедушку!
— Нет, никогда, никогда я тебя не забуду! — сказал я.
И вот я оказался один в подземелье. Я прополз по длинному тёмному ходу, всё время разговаривая сам с собой, чтобы быть спокойнее и не бояться.
— Нет, это ничего, что так темно, хоть глаз выколи… нет, ты, конечно, не задохнёшься… да, тебе насыпалось немного земли на затылок, но это вовсе не значит, что весь подземный ход обрушится, ну и балда же ты! Нет, нет, Дудик не может тебя увидеть, когда ты выползешь наверх, он ведь не кот, чтобы видеть в темноте! Ну да, Юнатан, разумеется, уже там и ждёт тебя. Подумать только, он ждёт тебя, ты ведь слышишь, что я говорю? Это — он! Это — он!
И это и вправду был он. Он сидел в темноте на камне, а неподалёку от него стояли под деревом Грим и Фьялар.
— Вот как! Это ты, Карл Львиное Сердце! — сказал он. — Наконец-то ты явился!
Глава 12
В ту ночь мы спали под елью, а ранним утром, на рассвете, проснулись замёрзшие. По крайней мере, я замёрз. Среди деревьев повис туман, мы насилу могли разглядеть Грима и Фьялара. Их силуэты едва маячили перед нами, словно серые лошади-призраки в окружавшей нас глубокой тишине. Было тихо-тихо. И как-то по-особому печально. Не знаю почему, но пробудиться в то утро было так горестно, так одиноко и страшно. Я знаю только, что тосковал по тёплой кухне Маттиаса и приходил в ужас при мысли о том, что нас ожидало. О всём том, о чём я ничего не знал.
Я попытался не высказывать Юнатану, что я чувствовал. Ведь кто знает, может, он надумает отослать меня обратно, а я так хочу быть с ним, делить с ним опасности, как бы опасны они ни были.
Юнатан смотрел на меня и слегка улыбался.
— Почему у тебя такой испуганный вид, Сухарик? — сказал он. — Как нам приходится сейчас, это ещё ерунда! Пожалуй, худшее впереди!
Да, вот так утешил! Но вдруг солнце прорвалось сквозь тучи, и туман растаял. В лесу запели птицы, и в тот же миг все мои опасения рассеялись. Горькое чувство одиночества прошло. И я согрелся, так как солнце уже припекало. Всё виделось в розовом свете, всё виделось почти прекрасным.
Гриму и Фьялару, верно, тоже было прекрасно. Ведь они покинули свою мрачную конюшню и снова могли бродить, щипать сочную, зелёную травку. По-моему, она им очень понравилась. Юнатан свистнул им, тихонько и слабо свистнул, но они всё-таки услыхали его и подошли к нам.
Он хотел уехать отсюда, мой Юнатан. Уехать далеко-далеко! И сию же минуту.
— Потому что стена совсем близко, за этим орешником, а у меня нет ни малейшего желания вдруг заглянуть Дудику в его белёсые глаза.
При свете дня оказалось, что наш подземный ход совсем рядом, между двумя кустами орешника. Но лаз не был виден. Юнатан прикрыл его ветвями и хворостом. Он пометил это место несколькими колышками, чтобы мы могли снова отыскать спуск вниз.