Братья Орловы

Тем не менее, грядущая война вновь заставила звучать в Петербурге громкое имя Орлова-Чесменского. И это не нравилось ни Потемкину, ни его ставленникам при дворе Екатерины. Вдруг все, что касается графа Алексея Григорьевича, особенно письма к нему Екатерины и его передвижения по России, становится предметом пересудов при дворе. Вот к А. Орлову послан граф Безбородко с письмом, а затем Орлов с какой-то стати вдруг поехал в Ораниенбаум — зачем все это? Уж не принял ли он командование флотом тайком от всесильного Г.А. Потемкина?.. Впрочем, поездка в Ораниенбаум вскоре разъяснилась. Один из ставленников фаворита по имени Гарновский успокоенно пишет: «…ездил …для свидания с прежнею любовницею своею…»^{135}Пусть ушедший от дел совершенно, но Алексей Орлов заставлял недругов с собою считаться.

И, даже не участвуя в очередном походе русских кораблей против турецкого флота, Орлов испытывал радость при известии о победах эскадры В.Я. Чичагова, о чем и писал Екатерине в личном письме; та отвечала весьма милостиво, указывая, что в сих победах — заслуга его, Орлова-Чесменского: «Ты показал путь, по которому шествуют твои храбрые и искусные последователи»^{136}.

Пользуясь своим особым положением при Екатерине, ее отношением, которое складывалось долгие годы и показывало, сколь много вместе они пережили за время ее царствования, Алексей Орлов не боялся высказывать и в письмах к ней, и в частных беседах, и в застолье свое мнение о делах военных и государственных. Он, на своем опыте не знавший, но, несомненно, догадывающийся, каково приходится командующему войсками во время военных действий, когда ему от имени всесильных мира сего вставляют палки в колеса, всегда в спорах с придворными принимал сторону людей, приносящих своими победами честь и славу русскому флагу. Известен, например, такой анекдот, ходивший по Петербургу и Москве в 1780-е гг. На обеде у императрицы, когда она сама еще не вышла к столу, средь гостей разгорелся жаркий спор о действиях князя Николая Васильевича Репнина, командующего Украинской армией. Л.А. Нарышкин утверждал, что князь не действует, а бездействует: давненько от него нет вестей о блестящих победах. Нахмурившись, граф А.Г. Орлов не ответил, но собрал со стола все ножи поближе к себе, а затем обратился к Нарышкину с просьбой отрезать ему кусок кушанья. Тот кинулся было резать, да нечем: ножей-то нет. «Так-то и Репнину, когда ничего не дают ему, нечего делать»^{137}, — заметил на это Орлов.

За ним, столь независимым ни от чьего мнения и не пугавшимся гнева Екатерины, с подачи Г.А. Потемкина была установлена слежка. Поговаривали, что за ним шпионит и доносит Потемкину сам оберполицмейстер Москвы Н.П. Архаров, вхожий в дом Орлова. Друзья рассказали об этом Алексею Григорьевичу, просили, чтобы был поосторожнее. Но он не поверил навету, продолжая принимать Архарова у себя, как гостя и друга. Правда, все-таки стал присматриваться к поведению главы московской полиции и однажды не вытерпел, потребовал ответа. Он повел гостя к себе в кабинет, где на столе лежали пистолеты; усадил Архарова в кресло и на его глазах пробил межкомнатную перегородку выстрелом, показывая, что оружие заряжено. Затем граф предложил полицейскому выбирать: или он правдиво ответит на вопрос, шпионит ли в пользу Потемкина, или вторую пулю из того же пистолета прямо в сердце. Выяснилось, и правда, шпионил и других соглядатаев приставил. На это граф говорил потом друзьям: «Простил я проказника… и приказал ему быть «издали шпионом от меня за Потемкиным»»^{138}. Но время шло, Екатерина II меняла фаворитов, а граф Алексей Орлов так и оставался у нее в чести. «Тем он был и опасен, — писал А. Круглый, исследователь жизни А. Орлова, — что не будучи любимцем, не подвергался полному охлаждению»^{139} до самой смерти императрицы.

Когда стало известно, что Екатерину сразил апоплексический удар и она в скором времени умрет, граф Орлов-Чесменский был среди тех, кто приехал проститься с умирающей государыней. Граф Зубов, последний фаворит Екатерины, по совету А. Г Орлова отправился с печальным известием в Гатчину к наследнику престола великому князю Павлу Петровичу. Но сам граф Орлов был болен и не присутствовал при смерти императрицы. Он уехал в свой дом в Петербурге, что располагался на Васильевском острове, совершенно разбитый, вскоре по прибытии из Гатчины великого князя.

Павел Петрович, принявши у подданных присягу и попрощавшись с покойницей, лежавшей пока в своей комнате на диване, немедленно к нему первому послал Н.П. Архарова и Ф.В. Ростопчина, бывшего средь особо доверенных и близких к нему лиц, чтобы принять у того присягу. Граф Алексей Орлов числился средь первых его врагов, поскольку император Павел I считал его главным виновником смерти Петра III. При этом он проговорил: «…я не хочу, чтобы он забывал 28 июня…» Об этом посещении мы знаем от одного из участников, Федора Васильевича Ростопчина^{140}.