Братья Шелленберг

Потом он заговорил с Венцелем об экономической будущности Германии. Могло почти показаться, что он, самый смелый из всех, он, чья отвага не знала колебаний, кто диктовал народному хозяйству законы, кого все уважали как мастера, – что этот человек внезапно совсем утратил решительность. Ему рисовались затруднения, препятствия, неясности, сквозь, которые не мог прозреть его взгляд. Возникали новые вопросы, проблемы, казавшиеся с первого взгляда неразрешимыми.

– Недавно я долго беседовал с вашим братом Михаэлем, – сказал он. – Ваш брат осознал эти проблемы. Он пытается в них проникнуть. Во многом он меня убедил, например, в том, что мы должны воспитать новое поколение здоровых рабочих, если не хотим вскоре потерпеть поражение на мировом рынке. И во многом другом. Никогда еще не скоплялось так много проблем, никогда их решение не казалось более трудным. Нам нужно набраться мужества.

Венцель смотрел на экономическую будущность Германии оптимистично. Высказывал более бодрые взгляды.

– Возможно, что зрение у вас острее, чем у меня, – ответил Раухэйзен. – Ваши глаза моложе. – Он встал, чтобы уйти к себе. – Мы еще увидимся, господин Шелленберг, – сказал он, прощаясь, – мне хотелось бы еще потолковать с вами о том, о сем.

Но Раухэйзен сказал неправду или забыл об этом, потому что Венцелю больше не пришлось с ним говорить. Старик исчез так же таинственно, как появился.

6

Теперь уже и Венцель принадлежал к свите Эстер наряду с бароном и Ферфаксом, словно всегда был в таком положении. День за днем проводил он в ее обществе. На санях, на ледяном катке, на танцах, в бильярдной комнате и ночью в баре, где грохотал джаз-банд. Здесь царила Эстер, высоко вознесенная над всеми, как королева. Открытая и непринужденная манера Венцеля, по-видимому, нравилась ей. Часто она разражалась громким смехом при его остроумных и саркастических замечаниях. Тогда барон Блау обиженно и беспокойно ерзал на стуле. Но глаза английского майора блестели самоуверенно: в гонках на «бобах» он взял первый приз! «Нэткрекер», его опасный соперник, опрокинулся на крутой кривой в третьем заезде.

Однажды, когда сильная буря нагнала вихри снега и мрак на отель, Эстер внезапно позвонила в комнату к Венцелю и попросила его к себе на чашку чая.

– У меня к вам сегодня большая просьба, – сказала она, когда он вошел к ней, и не было у нее на губах дерзкой, подчас легкомысленной улыбки. Она казалась серьезною, и ее большие глаза глядели задумчиво и немного мечтательно. – Я, правда, боюсь, что моя просьба будет вам не особенно приятна, но должна ее все же высказать.

– Я к вашим услугам, – с удивлением ответил Венцель и посмотрел ей в глаза.

– Садитесь, господин Шелленберг. Слушайте. Я вас видела однажды, когда была еще молоденькой девушкой. Мне сказали: сегодня был офицер, на руках у которого умер твой брат. Я очень любила брата, это был прекрасной души человек. Не расскажете ли вы мне, как он умер?

Венцель нахмурился.

– Зачем? – сказал он, собираясь встать. – Зачем это вам? Забудем про это!

– Я прошу вас об этом, господин Шелленберг! И прошу вас сообщить мне все подробно и тщательно, не умалчивая ни об одной, хотя бы незначительной с виду, мелочи. Обещаете вы мне это?

– Вы раскаетесь, – сказал Венцель и приступил к рассказу.

Он рассказал о тех страшных днях, о том еще более ужасном часе, когда молодой Раухэйзен истекал кровью у него на руках.

– Ступайте, – тихо сказала Эстер, закрывая рукою глаза.

– Я знал, что вы раскаетесь в этом. Зачем касаетесь вы этих вещей? Они – в прошлом, – сказал Венцель и откланялся.

Но на следующий день опять звенели бубенцы на санках, солнце сверкало и пылало, конькобежцы завтракали на катке, не снимая коньков, «бобы» проносились сквозь заснеженный лес. Вечером опять танцевали в баре, и только порою Венцелю казалось, будто Эстер избегает его взгляда.

7

Еще утром Эстер составляла большую программу на предстоящую неделю, а в полдень, следуя внезапной прихоти, объявила, что завтра утром уезжает в Париж.

Друзья устроили ей прощальный банкет, и копна ее огненно-красных волос не больше, чем на ширину ладони, возвышалась над горами цветов, нагроможденными на столе. Эстер сияла и наслаждалась своим триумфом.

Вестибюль отеля был уже весь уставлен ее чемоданами. А в углу громоздились элегантные новенькие чемоданы барона Блау, который не мог отказать себе в удовольствии лично проводить Эстер в Париж. Майор Ферфакс был вынужден, как это ни было ему трудно, остаться еще на неделю в Санкт-Морице, так как должен был участвовать в гонках на скелетонах. Утром поданы были сани: одни – для Эстер и барона Блау, другие – для цветов, а третьи – для прислуги.

– Будьте здоровы, Шелленберг! – со смехом сказала Эстер Венцелю по-английски. – Я надеюсь свидеться с вами.

Венцель велел поставить Эстер в купе исполинский букет чайных роз, который заполнил собою целый угол.

– О, да и здесь цветы! – воскликнула Эстер голосом обрадованного ребенка и вынула карточку из букета. – «Венцель Шелленберг», – прочитала она, – это оригинально!