Братья Старостины

Братьям инкриминировались экономические преступления. Но если бы они в действительности оказались «барыгами», разве пользовались бы они в неволе немалым уважением, как и на свободе? Причем со стороны и заключенных, и стражей.

На вечной мерзлоте

Андрей был единственным из четверых, кто все годы провел в одном месте. Место это называлось Норильск.

Отправляясь из Москвы, он не знал о том, что его жена тоже получила срок еще в 1942-м. Попытался навести справки у Антонины — супруги Николая:

«Тоня! Пишу к вам, чтобы получить ответ на все свои письма и телеграммы, которые я писал в Москву на свой домашний адрес. И которые до сих пор остаются безответными.

Тоня! Я страшно беспокоюсь: что случилось с Ольгой? Я не имею от нее ничего.

Я очень прошу вас, Тоня, не счесть за труд и написать мне по адресу г. Красноярск, ст. Злобино, Норильлаг, обо всех домашних и родных, кстати: если будете знать к тому времени адрес Николая или кого-либо из братьев, также мне очень интересно знать, как они устроились.

Я чувствую себя неплохо физически, а морально и нравственно был бы еще лучше, если бы не постоянная тревога и сомнения по поводу Ольги, да и вообще всех вас.

Питаю большие надежды попасть на фронт; уж больно хочется принять участие в отечественной войне, такие радости, такие победы у Советского народа, что дух захватывает.

С Николаем виделся трое суток, он выглядит и настроен прекрасно, так же просится на фронт. Настроение у всех бодрое и боевое и если не на фронт, то истинно стахановским трудом ускорим свидание.

Напишите же мне, Тоня! Я буду ждать вашего письма. До свидания. С разрешения Николая — целую вас».

Впоследствии это письмо включил в сценарий своей пьесы Олег Хабалов — коллега Ольги по театру «Ромэн». Как водится в художественном произведении, документальные факты перемежались с авторской фантазией.

Но то, что уместно в пьесе, неуместно в публикации. Упоминавшаяся уже Алла Боссарт писала об Ольге в «Новой газете»:

«…Но так сильно, по-цыгански любила она мужа, что умудрялась экономить на всем, ходила в каких-то обносках, голодала — и копила, каждый год копила на билет до Норильска. Дочку оставляла с золовкой и долгими сутками пробиралась на север, под обстрелами, в нетопленых поездах — повидаться с мужем.

И вот однажды, в 44-м, Ольга в Москву не вернулась. То ли слишком несговорчивой оказалась с лагерным начальством, то ли еще что… Дали ей восемь лет, почему-то по уголовной статье. Срок отбывала в Казахстане, где работала водовозом и танцевала. Вышла через шесть — одновременно с Андреем Петровичем».

В этих двух абзацах все переставлено с ног на голову. Срок артистка отбывала с 1942-го по 1946-й, вернулась в Москву в результате амнистии. Так что про «одновременно» не может быть и речи. Уместны и другие вопросы. Зачем журналистка отправляла ее в Норильск до 1944 года, если муж практически до конца 1943-го находился в Москве? Или под какими это обстрелами пробиралась Ольга на север после окончания войны?

Что правда, то правда — маленькая Наташа была под опекой тетушек. Помогала и Ляля Черная, которая вместе с коллегами то собирала посылки в Норильск, то навещала ребенка.

До Заполярья Андрей добирался по этапу долго. В одном из пересыльных лагерей произошла забавная история. Хотя сбежать отсюда, казалось бы, невозможно, к нему был приставлен отдельный конвоир. Правда, нельзя сказать, что он прямо-таки не спускал глаз со своего подопечного, а присутствовал рядом просто для проформы. И стоило охраннику ненадолго отвлечься, как знаменитого спортсмена зазвали в складскую землянку, где неизвестный ему старшина быстро приготовил закуску из хлеба и мясных консервов и разлил по кружкам водку. Только успели выпить, как в дверь забарабанили. Разумеется, улики убрать успели, но встревоженный охранник потянул носом воздух и произнес фразу, которую Андрей Петрович не раз вспоминал потом: «Заключенный Старостин, кто вам разрешил опьяниться?»

А путь из Москвы вел по железной дороге сначала до Красноярска, потом на судне «Серго Орджоникидзе» от причала Норильскстроя по Енисею до Дудинки, а уже оттуда опять поездом по стокилометровой узкоколейке — в Норильск. Первый лагерь в этих краях появился в 1935-м, именно тогда прибыла первая партия репрессированных.

О судьбе жены информацию Андрей получил, о чем свидетельствует его письмо двоюродной сестре Тамаре Малиновцевой. Маме Тамары Николаевны, Наталье Ивановне, Петр Иванович Старостин приходился родным братом. Приводим письмо с сохранением орфографии и пунктуации оригинала: