Читаем Братья Стругацкие полностью

Между прочим, в эти дни АН не пьёт ни грамма: сердечко шалило, ещё в начале месяца, и Юра запретил. АН обещал ему держаться до своего дня рождения и держался. Даже когда приезжал поэт Наум Коржавин. Посидели, чайку попили.

И вот и самая последняя запись:


«15.09.91 — Вчера: рвались из Новосибирского ТВ на предмет интервью. Отказано. Рвался Хайес, требовал рукопись. Едет на месяц в Израиль. Отказано.

Назавтра с Крысой в сберкассу. Деньги по <японские иероглифы>. Заказали выдачу». (Слова и даже цифры — неразборчиво. Да и стоит ли переводить и расшифровывать? — А.С.)


Вернёмся чуть-чуть к предыстории вопроса.


Вспоминает Мира Салганик

«Он далеко не всегда выпивал. Хорошо помню его рассказы: когда работали с Борисом — сухой закон. Строгий режим. Потом приезжал в Москву и говорил: вот теперь мне надо. И это могло быть два, три, четыре дня загула. Кличка у него была Центнер интеллекта. Так что надраться ему было довольно трудно. И я его напившимся не видела тогда. Только уже много позднее.

Я видела другое: он мог прийти в плохом настроении, в совсем чёрном настроении, выпить две-три рюмки, стать весёлым, разговорчивым, смешливым. Всякую чушь ему говорили, и всё было смешно. Но дальше этого не шло. Мог просидеть битых три часа, потом встать и уйти. Я же знала многих, кто, если садился к столу, то уходил уже только на карачках. С ним этого не было. Да, здоровье было фантастическим, но это ещё и характер».


Это — семидесятые.

А вот уже восьмидесятые — очень точная формулировка Юрия Соминского: «Выпивка входила в джентльменский набор его комфортного душевного существования — и никакого надрыва!»

Или Геннадий Прашкевич вспоминал, как, выпив на кухне в присутствии Елены Ильиничны, а то и вместе с ней — если по случаю какого-нибудь праздника, они потом уходили с АНом в его кабинет и там он, заговорщицки подмигнув, снимал с полки англо-японский словарь. Книга была издана в очень нестандартном формате — толстая, но узкая, и если выровнять её по другим корешкам, в глубине полки как раз оставалось место для бутылки. Коньяк из этого тайника был особенно сладок.

Но это определённо начало 80-х, когда Елена Ильинична ещё пыталась как-то бороться с вредной привычкой мужа. В последние лет пять она уже устала, смирилась и пила вместе с ним, но только вдвоём. В компаниях, с друзьями — практически никогда. Вообще АН не любил и по большому счёту не умел пить в одиночку. А ведь это один из самых главных признаков алкоголизма.

И, наконец, впечатления врача.


Вспоминает Юрий Черняков:

Перейти на страницу:

Похожие книги

100 великих интриг
100 великих интриг

Нередко политические интриги становятся главными двигателями истории. Заговоры, покушения, провокации, аресты, казни, бунты и военные перевороты – все эти события могут составлять только часть одной, хитро спланированной, интриги, начинавшейся с короткой записки, вовремя произнесенной фразы или многозначительного молчания во время важной беседы царствующих особ и закончившейся грандиозным сломом целой эпохи.Суд над Сократом, заговор Катилины, Цезарь и Клеопатра, интриги Мессалины, мрачная слава Старца Горы, заговор Пацци, Варфоломеевская ночь, убийство Валленштейна, таинственная смерть Людвига Баварского, загадки Нюрнбергского процесса… Об этом и многом другом рассказывает очередная книга серии.

Виктор Николаевич Еремин

Биографии и Мемуары / История / Энциклопедии / Образование и наука / Словари и Энциклопедии
100 великих героев
100 великих героев

Книга военного историка и писателя А.В. Шишова посвящена великим героям разных стран и эпох. Хронологические рамки этой популярной энциклопедии — от государств Древнего Востока и античности до начала XX века. (Героям ушедшего столетия можно посвятить отдельный том, и даже не один.) Слово "герой" пришло в наше миропонимание из Древней Греции. Первоначально эллины называли героями легендарных вождей, обитавших на вершине горы Олимп. Позднее этим словом стали называть прославленных в битвах, походах и войнах военачальников и рядовых воинов. Безусловно, всех героев роднит беспримерная доблесть, великая самоотверженность во имя высокой цели, исключительная смелость. Только это позволяет под символом "героизма" поставить воедино Илью Муромца и Александра Македонского, Аттилу и Милоша Обилича, Александра Невского и Жана Ланна, Лакшми-Баи и Христиана Девета, Яна Жижку и Спартака…

Алексей Васильевич Шишов

Биографии и Мемуары / История / Образование и наука
Лобановский
Лобановский

Книга посвящена выдающемуся футболисту и тренеру Валерию Васильевичу Лобановскому (1939—2002). Тренер «номер один» в советском, а затем украинском футболе, признанный одним из величайших новаторов этой игры во всём мире, Лобановский был сложной фигурой, всегда, при любой власти оставаясь самим собой — и прежде всего профессионалом высочайшего класса. Его прямота и принципиальность многих не устраивали — и отчасти именно это стало причиной возникновения вокруг него различных слухов и домыслов, а иногда и откровенной лжи. Автор книги, спортивный журналист и историк Александр Горбунов, близко знавший Валерия Васильевича и друживший с ним, развенчивает эти мифы, рассказывая о личности выдающегося тренера и приводя множество новых, ранее неизвестных фактов, касающихся истории отечественного спорта.

Александр Аркадьевич Горбунов

Биографии и Мемуары