Я откинул полог и позвал Агнессу. Она вышла ко мне, кутаясь в белую чадру.
— Смотри, Агнесса, — сказал я ей, указывая на тысячи огней, — вот отовсюду сошелся народ, видящий во мне своего властелина. Придут еще многие, и все сойдутся под мои знамена. Как говоришь ты, что несбыточны мои надежды?..
Девушка откинула покрывало и несколько секунд всматривалась в развертывавшуюся перед ней картину и прислушивалась к шуму и говору толпы.
С удивлением заметил я, как при этом лицо ее все более и более подергивалось грустью.
— Боже мой! — наконец, проговорила она с тяжелым вздохом, — снова прольются реки крови!.. Но да будет воля Твоя!..
— Что смущает тебя, Агнесса? — спросил я. — Ты видишь, что я не лгал, и что тысячи людей готовы идти за мной. Я создам сильное царство — сильное своим единством и своей верой… Не печалься — я скажу тебе еще… Смотри!
Я вынул из пояса сосуд финикийского сплава, взятый мною от Ненху-Ра, и показал ей.
— Ты выпьешь чудного эликсира, и жизнь твоя продолжится на столь же долгие годы, как и моя…
Я ожидал, что она в восторге бросится ко мне.
Но она отшатнулась в ужасе и вскричала:
— Не надо, Аменопис!.. Умоляю тебя — пощади!..
— Почему, Агнесса? — едва мог я выговорить от изумления.
— Потому, что только от Бога зависит жизнь человека! Я не хочу жить дольше, чем живут другие люди!..
— Перестань!.. Ты сама не знаешь, что говоришь! Ты сказала, что любишь меня?..
— Люблю… и боюсь, Аменопис!
— Бойся лишь раздражать меня!.. Я дам тебе долгую, бесконечно долгую жизнь — и ты разделишь ее со мной!.. Пей!..
Я протянул ей сосуд.
— Ни за что, Аменопис!..
— Ты выпьешь!..
Я обхватил ее одной рукой и другой поднес сосуд к ее губам. Она билась и защищалась с отчаянием. Ее сопротивление — бессмысленное и необъяснимое, как был уверен я — раздражило меня. Я крикнул сторожевых евнухов, велел им держать девушку, концом кинжала разжал ее плотно стиснутые зубы и заставил ее проглотить драгоценную жидкость. Знаком отослал я евнухов и, поддерживая ее, ввел в палатку.
— Останься одна, Агнесса, и одумайся!.. Помни, что нельзя противиться мне!..
Невольницы приняли почти бесчувственную девушку. Приказав уложить ее и не тревожить, я удалился к себе.
XIII
Лишь только солнце показалось над горизонтом и совершен был утренний намаз, как лагерь пришел в движение. Я сел на коня. Впереди меня несли священное зеленое знамя, и рядом с ним развивалось знамя моей дружины. Воины мои, в кольчугах, с блестящими щитами и копьями, ехали впереди меня, и их же отряд охранял повозки моего гарема. Многочисленные воины Мостансера стройными рядами двигались с боков и позади процессии.
Тысячи людей бросались сквозь ряды воинов, чтоб прикоснуться ко мне, и воздух дрожал от громовых кликов приветствия.
Солнце уже поднялось высоко, когда я подъезжал к южным вратам Каира. Здесь ожидали нас новые толпы и сам градоправитель Каира. Сойдя с лошади, он приблизился ко мне, пал на колена и поцеловал край моего халата.
В крепостных воротах произошла такая давка, что толпе удалось прорвать с боков ряды воинов Мостансера, и тогда началась неописуемая сцена! Толпы окружили меня, некоторые снимали свои одежды и бросали их под ноги моего коня, другие простирались перед ним сами. На изукрашенных балконах виднелись закутанные фигуры женщин, которым дозволено было взглянуть на Измаила-бен-Алия.
Солнце стояло уже на полдне, когда я, наконец, въехал во внутренний двор жилища Мостансера. Ворота захлопнулись и отделили меня от толпы.
Халиф Мостансер вышел из дворца навстречу мне и приветствовал меня, как верховного имама.
Две недели провел я в Каире, пользуясь гостеприимством Мостансера. Здесь свел я знакомство со многими последователями учения измаилитов, пользовавшимися большим значением. Самых фанатических приверженцев нашел я в лице Абу-Недим-Сарради и шейха Абдалмелик-бен-Аттаха, дая иракского. Этот последний был особенно полезен мне, так как ему известны были все дороги Белуджистана и Испагани. Кроме того, он знал лично и Мегди, владетеля Рудбара.
Абдалмелик бен-Аттах говорил мне, что если даже численность войска моего дойдет, вместе с его воинами, до шестидесяти тысяч человек, то и тогда нечего и думать покорить силой Рудбар, защищенный естественными неприступными твердынями. Но он одобрил мое намерение завладеть Рудбаром — это была центральная область между Персией, Египтом, Сирией и Палестиной. Владея Рудбаром, нам представлялась полная возможность направить наши силы в любую сторону, между тем как предполагаемая столица моего будущего государства — замок Аламут — был бы недоступен для вторжения, защищенный горами.
Персией правил в то время Мелик-шах и, хотя область Рудбар и ее правитель подчинены были Персии, но Мелик-шах был человек слабый, нерешительный, и можно было надеяться, что новое государство, мною основанное, успеет окрепнуть, прежде чем он решится нанести ему решительный удар.