Братья Витальеры

ВИЛЛИ БРЕДЕЛЬ БРАТЬЯ ВИТАЛЬЕРЫ

Часть первая ЮНЫЙ СКИТАЛЕЦ

…Несостоятельную власть
В стране сменило безначалье.
Всех стала разделять вражда,
На братьев ополчились братья
И города на города.
Ремесленники бились с знатью
И с мужиками господа.
Шли на мирян войной попы,
И каждый встречный-поперечный
Губил другого из толпы
С жестокостью бесчеловечной.
По делу уезжал купец
И находил в пути конец.
Достигло крайнего размаха
Укоренившееся зло.
Все потеряли чувство страха.
Жил тот, кто дрался. Так и шло.

Гёте. Фауст. Вторая часть.

ЧЁРНАЯ СМЕРТЬ

Царили стяжательство, лицемерие и жестокость. Римское папство стояло во главе западного мира. Огнём и мечом старалось удержать оно мировое господство церкви. «Святая» инквизиция[1] во всех странах Европы жгла, колесовала, обезглавливала сомневающихся, вероотступников, еретиков, истребляла народы, осмелившиеся усомниться в непогрешимости папства. Тёмные, фанатичные массы натравливались на «ведьм» и «иудеев», их бросали на костры, а имущество обращали в пользу церкви. Монахи, которые когда-то давали обет бедности и смирения, стали богатыми и заносчивыми. Лучшие земли принадлежали им. Монастыри по блеску и богатству походили на замки, церковная знать в роскоши и мотовстве соперничала со светской. А народ — крестьяне и горожане — должны были платить десятину и подати, преумножая богатства и силу церкви.

Дворянство было не лучше. Князья и рыцари душили селенья поборами, грабили, нападали на купцов на дорогах, врывались в процветающие города, жгли и убивали — и все ради единственной цели: обогащения, добычи. Благородные бездельники в своей алчности не останавливались даже перед тем, чтобы продать за звонкую монету ближайших родственников: так, «славный рыцарь Конрад фон Урах», по свидетельству хроники, продал за три фунта хеллеров аббату из Лорха собственных сестёр Агнессу и Малиту. Чтобы защитить своё право грабежа, благородные господа учредили тайный суд; и тот, кто противился их произволу, представал перед этим судилищем, которое знало только один приговор — смерть от меча.

В эти мрачные времена, шесть столетий назад, весной 1369 года, по дороге из Шверина на Висмар брели два странных, очень непохожих друг на друга человека: высокий сутулый старик с большим коробом на спине и стройный молодой парень с дубинкой на плече, на которой болтался узелок с пожитками. Вокруг маленького исхудалого лица коробейника топорщилась растрёпанная борода. Волосы в те времена носили длинные, и они, прикрывая уши, почти достигали подбородка. У него же они курчавились, бесчисленными чёрными змейками спадая на самые плечи. В руке он держал довольно толстую узловатую палку, на которую опирался при каждом шаге и которая при случае могла быть неплохим оружием. Одежду, прикрывавшую его тело, ему, видимо, дал какой-то крестьянин: балахон грубого домотканого холста, холщовые заплатанные штаны — им полагалось бы сидеть в обтяжку, но они висели на нем складками, потому что у их прежнего хозяина, наверное, были толстые ноги. Это одеяние довершали грубые, но добротно сплетённые лапти.

В его молодом спутнике все выдавало сельского жителя: широкое, грубое лицо, лишённая каких-либо украшений куртка, серые в обтяжку штаны, лапти, и только взгляд — открытый свободный — не имел ничего общего с робким взглядом покорного, забитого крестьянина. Белокурые волосы сзади прикрывали шею, а спереди опускались на лоб до самых бровей.

Странствующий торговец Йозефус уже с первых часов их знакомства узнал, что у его спутника не было ни родителей, ни знакомых. Он работал то у одного, то у другого хозяина, а теперь направлялся в гавань и хотел стать матросом.

Поначалу Клаусу общество старого, да к тому же болтливого человека было не очень приятно, но когда он увидел, с какой радостью крестьяне встречают коробейника и как Йозефус для каждого находит доброе слово или полный участия совет, когда заметил, что старик думает не только о собственной выгоде, но готов при необходимости помочь и безвозмездно, его неприязнь понемногу прошла.