Братишка, оставь покурить!

Не нужно было обладать излишком совестливости, чтобы понять: именно мое пассивное поведение стало причиной неприятностей, которые теперь обрушатся на Мириам. Нужно было что-то предпринимать, как-то бороться за свою судьбу. А я просто ждал, что все само как-то рассосется. Дождался… Какого рода будут для девушки эти неприятности? Я не мог даже представить. Вернее не так: я пытался это представить, но разлет вероятностей был слишком велик. Могли и в самом деле просто не обращать на нее внимание: живи, мол, как знаешь. Могли подсказать пережившим горе местным женщинам, что, возможно, именно от рук вот этой красотки или ее братьев пали ваши мужья. Могли и в самом деле передать мусульманам — и тогда неведомо, как отнесутся там к факту, что она перешла на сторону сербов…

И я ничего не мог сделать, никак не мог повлиять на судьбу.

Допустим, на корабле я скажу, что просто катался на катере, он сломался и попрошу доставить меня в ближайший порт. Там брошусь в Краину, найду наших. Возьму с собой Мариам, вернусь в Белград, явлюсь в посольство, объясню все, вернусь на Родину, которая все поймет и простит… Господи, что за бред лезет в голову! Наверное, слишком яркое солнце нагрело голову.

Ты лучше посмотри, какое небо над тобой. Ты, Костя, конечно, не князь Андрей, но вглядись в него, может, и тебе откроется некая извечная истина, которая поможет тебе дальше жить на белом свете?

…Издалека донесся низкий, утробный вой корабельной сирены. Я встрепенулся. Подскочил, повернул голову в сторону воя.

Там шел белый теплоход. Красавец лайнер следовал, судя по всему, мимо меня, однако должен был пройти не так далеко, чтобы не заметить одинокую лодчонку.

Пора было действовать. Я встал на ноги, схватил большое красное полотнище, которое было заботливо приготовлено на дне катера. И начал размахивать им. С корабля меня заметили. Белая громада коротко прогудела несколько раз, однако было незаметно, чтобы она начала замедлять ход. Впрочем, это понятно — такая огромная масса на воде не в силах остановиться быстро. Было видно, что с борта лайнера спускают катер.

Что я им скажу? Я не знал. Обратил внимание только на то, что флаг, развевавшийся над кормой, мне незнаком.

Что ж, похоже, моя судьба совершила очередной крутой поворот. И что он мне принесет?

Катер уже мчался в мою сторону. А я проверил единственную вещь, которая у меня осталась на память об этих месяцах, что я провел на войне — тощенькую пачку долларовых купюр, которые обнаружил в катере. Это все, чем со мной смогли рассчитаться.

1996 год