– Сама же читала. Там написано, что они у деревни Кневцы. Мы рядом проезжали. Завтра письмо нужно написать. Пока точно не скажу, на передовой он или нет, карту тех мест нужно посмотреть и сравнить со сводками с фронта, но не думаю, скорее всего, во второй линии, на пополнении и переформировании, так что сейчас подразделение, где служит отец, отдыхает. Хотя сам отец вряд ли, он же ротный старшина, у него сейчас самая работа, снабжение, обеспечение.
– Тяжело, – вздохнула Таня.
– Да, нелегко, на то и война. Интересно, где отец служит?
– Как где, в армии, – изумилась сестрёнка.
– Армия разная. Мы же только номер почты знаем, а он в пехоте может служить, в артиллерии, хотя ротный старшина, вряд ли там. Или в мотострелках, в танкистах, да даже у лётчиков, поди угадай.
– В прошлом письме папа написал о мотострелках.
– Это да, но ведь почта сменилась, это тоже не забывай, значит, он в новом подразделении служит… О, вон и твоя больница, что-то мы быстро дошли.
Ещё раз мельком обернувшись – не нравятся мне те тени, что нас с моей улицы сопровождают, как бы не топтуны из ведомства Берии, – я довёл сестру до дверей больницы. Таня попрощалась, вернув мне куртку, которую я ей накинул на плечи, и скрылась в здании. А я, развернувшись, потопал обратно, поглядывая по сторонам. Далеко уйти мне не дали, ну так и думал – топтуны.
– Александр? – заступила мне дорогу одна из теней в форме сержанта госбезопасности. – С тобой хотят поговорить. Прокатимся?
– Время позднее. Лаврентий Павлович ещё не спит?
– Самое время для работы.
К нам подкатила машина – по форме кузова не эмка, может, что иностранное? Когда я устроился на заднем сиденье, а мужчина сел рядом с водителем, то рассмотрел на приборной панели небольшую эмблему «опеля».
– Так это трофейная машина? – удивился я.
Сопровождающий ничего не ответил, но откликнулся водитель, охотно пояснив:
– Нет, довоенные закупки ещё. Была небольшая партия. Но не долго им кататься, запас запчастей к концу подходит.
– Понятно…
Как ни странно, мы покинули Москву, и тут я забеспокоился: куда это ещё меня везут? Оказалось, на ближнюю дачу Сталина. Вон оно как. Сопровождающие остались у ворот, а меня перехватил местный сотрудник. У сторожки осмотрели и попросили сдать оружие. Ну какое у меня оружие? Пара ножей да мелочёвка, но сдал, раз вежливо попросили. Дача была не такой и большой, я-то думал, это будет монументальное здание, громадина, а тут дачка, скорее всего, на несколько комнат. Сталин и Берия были в кабинете – довольно большая комната, – сидели в креслах у стола. Окна занавешены плотными шторами, чтобы ни огонька не вырывалось наружу, ночные налёты на Москву продолжались. Мне даже кажется, усилились.
– Здравствуйте, товарищ Сталин, здравствуйте, товарищ Берия, – проходя в кабинет, поздоровался я. – Хорошая дача. Воздух тут чистый.
Выдохнув облачко табачного дыма, Сталин погасил папиросу – опять не трубка! – и с какой-то странной весёлостью посмотрел на меня:
– Присаживайся, Александр, поговорить нужно.
– Если вы, товарищ Сталин, о том, что в эфире было, сразу скажу: что знал, то и рассказал. Не всё, конечно, времени не хватило, но многое. А ответ на вопрос не скажу, времени – месяц, если хотите приз выиграть, всё в ваши руках.
– Твоё? – просто и прямо спросил он, протянув мне лист тетрадной бумаги.
Взяв его, я пробежал глазами по первым строчкам – а это действительно было написано мной, те самые предсказания, которые я Берии отправлял, – и стал вдумчиво читать. Листок специально выбрали такой, что без других понять, о чём написано, достаточно сложно. Для проверки сунули, к гадалке не ходи.
– Изучил? Верни, – велел Берия.
– Сейчас, я не дочитал ещё, – развернулся я к хозяевам боком и увеличил скорость чтения.
Меня тут же схватили за ухо, отчего я зашипел, и отобрали лист.
– Даже половины прочитать не успел, – обиженно насупился я.
Понятно, что играл, при всех подозрениях я категорически не хотел выдавать, что эти сообщения действительно написаны мной. Я даже жалеть начал, что вообще их отправлял. С другой стороны, эфира не было бы, никто меня не услышал бы.
– Так это не твоя работа?
– Нет. Только я не понял, о чём там. Вижу, что важное, о нефти где-то в Татарстане, и всё.
– А мои специалисты говорят, что если бы ты писал левой рукой, то почерк был бы схож, – слегка наклонившись вперёд, сказал Берия. Сталин в этом разговоре пока не участвовал, сидел и с интересом за нами наблюдал. – Вот листок, вот перо, чернильница. Пиши, я диктовать буду.
– Да пожалуйста.
Моё такое лёгкое согласие явно озадачило обоих присутствующих, однако нарком всё же довёл дело до конца. Он взял со стола книгу и продиктовал отрывок. Я лишь пару раз попросил помедленнее, рука левая, а пишу ею не так быстро, как правой. Когда эта экзекуция закончилась, я потряс пальцами левой руки, неудобно ею писать, не привычно, и передал лист наркому. Тот, приблизив его к свету настольной лампы, сравнил тексты.
– Писал быстро, значит, поменять почерк с ходу не мог, – явно озадаченно пробормотал тот. – Ладно, специалисты позже посмотрят.