– Женщинам было запрещено выходить замуж, надгробные плиты семьи были стерты в порошок, – продолжала Лукреция. – Целые поколения были вычеркнуты из исторических книг. Пуфф! Так просто!
Но Катерина всё ещё оставалась ценным союзником. Эцио должен был об этом помнить. И ещё о том, что нужно подавить все чувства, – воображаемые и реальные, – которые он испытывал к ней.
– Ты и твои друзья-ассасины игнорируете последствия ваших действий. Вы довольствуетесь тем, что приводите всё в движение, но не думаете о последствиях! – Лукреция остановилась, чтобы вдохнуть воздух, и Эцио грубо дернул её за собой. Но это не заставило её замолчать – В отличие от тебя Чезаре закончит начатое и принесет мир в Италию! Он убивает ради высшей цели, – опять-таки в отличие от вас!
– Невежественность и бездеятельность делают из человека легкую цель, – возразил Эцио.
– Говори что хочешь, – ответила Лукреция, заметив, что её слова достигли цели. – В любом случае, я говорю впустую, ты – лицемер!
Они добрались до камеры.
– Помни, – прошептал Эцио, обнажив кинжал, – если попытаешься позвать охрану, твой язык…
Лукреция тяжело задышала, но не произнесла ни звука. Эцио осторожно двинулся вперед. За столом сидели и играли в карты два охранника. Ассасин швырнул Лукрецию на пол и прыгнул на стражников, убив их прежде, чем они успели среагировать. Потом он обернулся и бросился за Лукрецией, которая вскочила и побежала туда, откуда они только пришли, призывая на помощь. В два прыжка Эцио догнал её, заткнул одной рукой рот, а второй прижал к себе, развернул и потащил к камере Катерины. Лукреция попыталась зубами прокусить руку в перчатке, но, видя бесполезность своих действий, сдалась и обмякла.
Катерина уже стояла возле решетки, которую Эцио оставил открытой.
– Привет Лукреция, – проговорила, неприятно улыбаясь, Катерина. – Как же я по тебе соскучилась!
– Иди нахрен, шлюха!
– Как всегда очаровательна, – сказала Катерина. – Эцио! Подтащи её ближе, я возьму ключ, – обратилась она к ассасину, который тут выполнил её приказ. Он увидел, как ладонь Катерины коснулась груди Лукреции, скользнула между ними и вытащила ключ, висевший на черном шелковом шнуре.
Катерина протянула ключ Эцио, тот быстро отпер дверь. Тот же ключ отлично подошел к замку на цепях – Катерина по-прежнему была прикована к стене. Как только цепи были сняты, Эцио затолкнул в камеру Лукрецию.
– Стража! Стража! – закричала Лукреция.
– Да заткнись ты, – огрызнулась Катерина, схватила со стола стражников грязную тряпку и засунула этот кляп Лукреции в рот. Эцио веревкой связал ноги Лукреции, а потом захлопнул дверь в камеру и надежно её запер.
Эцио и Катерина посмотрели друг на друга.
– Мой герой, – сухо улыбнулась она.
Эцио проигнорировал эти слова.
– Ты сможешь иди?
Катерина попыталась, но пошатнулась.
– Не думаю – кандалы, в которые они меня заковали, натерли ноги.
Эцио вздохнул и поднял её на руки. Ему придется бросить её, словно куль, если они натолкнутся на стражу и ему потребуется быстро достать оружие.
– Куда? – Спросила она.
– Сперва в конюшни. А оттуда нам удастся быстро уйти.
– Почему ты спасаешь меня, Эцио? Нет, правда. Форли взят, и я для тебя бесполезна.
– У тебя есть семья.
– Но тебе-то они – чужие.
Эцио не останавливался. Он помнил, в какой стороне от них находятся конюшни. Удачно, что Катерина оказалась единственной пленницей в этой части тюрьмы. Других охранников здесь тоже не было. Тем не менее, он шел тихо и быстро, хотя и не настолько быстро, чтоб бездумно угодить в ловушку. Он часто останавливался и прислушивался. Женщина на его руках казалась легкой, от её волос всё ещё пахло ванилью и розами, напоминая от тех счастливых временах, когда они были вместе.
– Послушай, Эцио… Той ночью, в Монтериджони… когда мы… купались вместе… Я хотела убедиться в твоей верности. В том, что ты защитишь Форли. Конечно, защита моего города была не менее важна для ассасинов, чем для меня самой, но… – она оборвала себя. – Ты понимаешь, Эцио?
– Если ты хотела убедиться в моей верности, ты могла просто сказать об этом.
– Я хотела, чтобы ты встал на мою сторону.
– Тебе было недостаточно того, что моя преданность и мой меч – на твоей стороне. Ты хотела убедиться, что я предан тебе и сердцем. – Эцио шел, перенося вес женщины с одной руки на другую. – Но это всего лишь политика. Конечно. Я знал об этом. Не оправдывайся.
Где-то глубоко внутри он ощутил, как замерло сердце, словно он рухнул в бездонную шахту. Почему от её волос по-прежнему пахнет розами?
– Катерина, – начал он, чувствуя, как пересохло в горле. – Они?.. Чезаре?..
Она смутно чувствовала то же, что и Эцио, и улыбнулась – одними губами, потому что ассасин не заметил в её глазах и тени улыбки.