Братство

Бианка не последовала за ней, она пробралась в самый дальний конец сада, где солнце все еще лило лучи на грядку желтофиоли. Бианка нагнулась над цветами так низко, что ее вуаль коснулась их. Здесь трудились две пчелы, их дымчатые крылышки издавали жужжание; крохотными черными ножками они цеплялись за оранжевые лепестки, погружали крохотные черные хоботки глубоко в медовую сердцевину цветов. Цветы вздрагивали под тяжестью маленьких темных телец. Лицо Бианки тоже вздрагивало - оно склонилось совсем близко к пчелам, но те не прерывали своей работы.

Хилери, как было показано, жил скорее мыслями о событиях, чем самими событиями, и для него поступки и слова сами по себе имели мало значения, они интересовали его лишь в философском плане. Появление девушки на пороге комнаты мистера Стоуна испугало его. Но маленькая натурщица, которая всегда жила настоящим и знала только одну философию - философию нужды, - повела себя иначе. Все последние пять дней она, как спаньель, которого не пускают на его законное место, хотела одного: быть именно там, где сейчас стояла. Она до крови искусала губы и пальцы, сидя в своей комнате с ее ржаво-красными дверями; как только что пойманная птица, она билась крыльями о стены с голубыми розами на желтом фоне; тоскуя, она лежала на желто-красном покрывале, крутила в руках его бахрому и смотрела в пустоту полузакрытыми глазами.

Было что-то новое в том взгляде, который она бросила на Хилери. В нем уже не было прежнего детского обожания, он стал смелее, как будто за эти несколько дней она многое пережила и перечувствовала, и не одно перо упало с ее крыльев.

- Миссис Даллисон велела мне зайти, - проговорила она, - ну, я и решила, что, значит, можно. Мистер Крид сказал мне, что тот в тюрьме.

Хилери пропустил ее в комнату и, войдя за ней следом, закрыл дверь.

- Беглянка вернулась, - сказал он.

Услышав, что ее называют таким не заслуженным ею именем, маленькая натурщица густо покраснела и хотела что-то возразить, но промолчала, увидев улыбку на лице Хилери: раздираемая противоречивыми чувствами, она взглянула сперва на него, потом на мистера Стоуна, и снова на Хилери.

Мистер Стоун встал и медленно двинулся к конторке. Чтобы удержаться на ногах, он обеими руками оперся о рукопись и, немного собравшись с силами, начал разбирать исписанные листы.

Через открытое окно долетели отдаленные звуки шарманки. В мелодии тихого и слишком" медленного вальса, который она наигрывала, было что-то манящее, зовущее. Маленькая натурщица повернулась, прислушиваясь, и Хилери в упор посмотрел на нее. Девушка и эти звуки вместе - да, это и была та музыка, которую он слышал в течение многих дней, как человек в легком бреду.

- Вы приготовились? - спросил мистер Стоун. Маленькая натурщица окунула перо в чернила. Глаза ее украдкой скользнули в сторону двери, где стоял Хилери все с тем же выражением на лице. Избегая ее взгляда, он подошел к мистеру Стоуну.

- Вы непременно хотите сегодня работать, сэр?

Мистер Стоун поглядел на него сердито.

- Почему бы нет?

- У вас едва ли достаточно для этого сил.

Мистер Стоун взял с конторки рукопись.

- Мы уже пропустили три дня, - оказал он и начал очень медленно диктовать: - "Варварские обычаи тех дней, как, например, обычай, на-зы-ва-емый Войной..."

Голос его замер; было очевидно, что мистер Стоун не падает только потому, что оперся локтями о конторку.

Хилери пододвинул стул и, придерживая старика под мышки, усадил его.

Заметив, что сидит, мистер Стоун поднял к глазам рукопись и стал читать дальше:

"...продолжали существовать, попирая братство. Это было все равно, как если бы в стаде рогатого скота, гонимого через зеленые пастбища к тем Вратам, где его ждало небытие, все коровы решили преждевременно перебодать и распотрошить друг друга из страстной приверженности тем индивидуальным формам, которые им предстояло так скоро утратить. Так люди - племя против племени, страна против страны - смотрели друг на друга через долины налитыми кровью глазами; они не видели осиянных луною крыл, не чувствовали благоухан- ного дуновения братства..."

Он произносил слова все медленнее и медленнее, и когда замерло последнее слово, задремал - слышно было, как выходит его дыхание сквозь крохотную щелку под усами. Хилери, ждавший этого момента, тихонько положил рукопись на конторку и сделал знак девушке. Он не стал приглашать ее к себе в кабинет, а заговорил с ней в коридоре.

- Сейчас, когда мистер Стоун в таком состоянии, он в вас нуждается. Пожалуйста, приходите к нему по-прежнему, пока Хьюз в тюрьме. Как вам< нравится ваша новая комната?

Маленькая натурщица ответила просто:

- Не очень.

- Почему же?

- Как-то там одиноко. Но теперь мне это все равно, раз я буду опять приходить сюда.

- Это только временно. - Больше Хилери не нашел что сказать.

Маленькая натурщица опустила глаза.

- Завтра хоронят ребеночка миссис Хьюз, - сказала она вдруг.

- Где?

- На Бромптонском кладбище. Мистер Крид пойдет.

- В котором часу похороны?

Она украдкой бросила на него взгляд.

- Мистер Крид сказал, что выйдет из дому в половине десятого.

- Я тоже хотел бы пойти.