Братство

— Мне и грустно, и радостно думать об этом… Мы думаем, что знаем своих детей, — сказала она.

Ветре протянула Фредрику папку с документами. Они медленно зашагали обратно той же дорогой, которой пришли.

— Вам идет, — сказала она, дотронувшись до его руки. В руке Фредрик держал трость эбенового дерева с шишковатым, похожим на шар набалдашником и стальным наконечником. Он уже привык ею пользоваться.

Вернувшись на парковку, они еще раз пожали друг другу руки. Шофер открыл перед Кари Лисе дверь. Она села в машину и помахала Фредрику. Он наклонился.

— Прощайте! И удачи в работе!

Фредрик Бейер дождался, пока черная машина министра уедет и, наконец, открыл папку. Ее содержимое состояло из трех листков. На одном из них вверху был логотип Института судмедэкспертизы. Информация была изложена кратко.

«Объект 1. Нерожденный ребенок, плод (6 недель). Более 99,997 % вероятности, что человек под персональным номером 251068 28356 — его биологический отец.

Объект 2. Уильям Давид Ветре Андерсен (4 года). Более 99,997 % вероятности, что человек под персональным номером 251068 28356 — его биологический отец».

Второй документ — свидетельство о рождении. Оно принадлежало Бёрре Андреасу Дранге. Персональный номер 251068 28356.

Эпилог Серифос, Греция. Ноябрь 1943 г.

Предательство.

Солнце скрылось за гребнем холма, и до темноты оставался всего час. Из входа в пещеру он заметил рыбацкую лодку, медленно скользившую по лазурно-голубой глади к группе белых, как мел, домов в глубине бухты. Луна уже светила над Хорой — средневековым городом, прочно обосновавшимся на горном склоне над бухтой Ливадия, чтобы обеспечить себе защиту от пиратов, грабителей и вторжения войск.

Против немецкой военной машины у них не было шансов. Такое расположение города не защищало их и от эпидемий, почти непрерывно опустошавших греческий остров в последние годы.

Кто предал его? Знали ли это вышестоящие?

С горного склона, где он стоял, примерно в полутора километрах от белых, как мел, домиков, не было видно ничего, кроме коричнево-зеленого проблеска между строениями, когда по улицам прошагали солдаты. Злобный лай овчарок, отражаясь от хребта на другой стороне бухты, доносился до него эхом.

Они обо всем заранее договорились… Когда опустилась тьма, вечером после операции, он навестил местного связного в последний раз. Оружие, деньги, провиант и оборудование были переданы. Уже вернувшись в пещеру на рассвете, он понял: что-то пошло не так. На сторожевом посту, расположенном на осыпи на высоте сто метров, никого не было. Немцы все-таки нашли их? Из пещеры забрали американское оборудование. На месте остались только его рюкзак, спальный мешок и пара банок с консервами. Тефтели в соусе. Его любимые. И записка. На рюкзаке прикреплена записка. «Sorry».

Sorry? Черт.

Какое-то движение. Эльза. Она лежала в пещере так, что солдаты видели ее, но тем не менее достаточно далеко, чтобы можно было разглядеть детали. Приблизившись, он услышал ее дыхание. Быстрое и влажное, через нос. Во рту — кляп. Солдаты «коммандос» надели на нее поверх одежды серо-зеленый комбинезон. Просторный, слишком большой, скрывавший изгибы фигуры. Она лежала на боку. Руки были связаны за спиной и веревкой соединены с лодыжками. Выглядело это очень неприятно.

Он встретился с ней взглядом. Она узнала его. Она не казалась ни злой, ни испуганной. Только удивленной. И красивой. Даже сейчас. Узкое светлое лицо, тонкий нос, полные губы и темные волосы. Он сел на колени у ее головы. Провел по ее щеке указательным пальцем. Она дрожала.

Это было последнее мгновение. Они не произнесли ни слова.

Значит, они все-таки возьмут ее с собой.

Не будет никакого военного трибунала в Лондоне. Эльзу Шрадер не привлекут к ответственности. Теперь он понял это. Ей только придется сменить работодателя.

Джон Монкленд Эктон поднял рюкзак, свернул спальный мешок и стал дожидаться темноты.