Братство

— Ну что же. Мне еще нужно выиграть выборы. Спасибо за вашу помощь. Мы это очень ценим. И мой муж, и я.

Она улыбнулась, точь-в-точь как по телевизору.

Глава 5

Пахло плесневелой землей и жареным беконом.

Фредрик открыл окно на застекленном балконе и, прищурившись, посмотрел вниз на узкий двор. Его окутал прохладный летний воздух, и грудь покрылась мурашками. Он перегнулся через балконные перила, двумя руками поднял хлипкие цветочные ящики и поставил на бетонный пол. Вонючая коричневая жидкость потекла между пальцев ног. Растения, на которых под летним солнцем должны были появиться сиренево-синие и красные цветы, поникнув, безжизненно свисали с ящиков. Стоял ранний июль.

В стекле балконной двери Фредрик увидел свое отражение. Из одежды на Фредрике были только светлые джинсы. После подъема ящиков заболело колено, и он заметил, что хромает. Лицо Фредрика было вытянутым, с очерченными скулами. Тонкие усы, пережиток молодости, загибались к уголкам рта. Он сбривал их пару раз, но никак не мог привыкнуть к своему образу без них. Из-под густых бровей смотрели узкие глаза. «У тебя взгляд старого лабрадора, — сказала она ему, когда он лег на нее снова. — Невозможно отказать». Он знал, что она любит собак, но ему не нравилось, когда его сравнивали с ними.

Фредрик остановился в дверях кухни. Последний раз он стоял как гость в собственном доме очень давно. Фредрик жил один, но его дом был не похож на холостяцкую берлогу. Столешница была чистой, посуда стояла в посудомоечной машине, а пустые бутылки сложены в полиэтиленовые мешки. Стены выкрашены в белый цвет, кроме «фартука» над плитой, выложенного в шахматном порядке кричаще-яркой оранжево-красной плиткой. Это была ее идея. Когда она уехала, Фредрик снял плакаты с Эйфелевой башней и дымчатой кошкой с лорнетом. Фредрик хотел повесить свои, новые. Желто-черная нарисованная от руки афиша: «Роллинг Стоунз» на фоне Альтамонтского парка[5] в 1969-м. Фестиваль на острове Калвойя[6]в 1977-м, где хедлайнером были «Смоуки» со спускающимся с неба самолетом. Но пока что стены пустовали. Она снова была здесь.

Она стояла у плиты — с ровной спиной, переходящей в большие круглые ягодицы. Он остановил взгляд на ее белых широких половинках. Одна из них была все еще красной. От ягодиц, как от устойчивого округлого основания якоря, вверх поднималась самая красивая часть ее тела. Анатомически идеальный изгиб поясницы с тонкой талией, напоминавшей по форме виолончель. Годы и беременности не прошли бесследно для ее тела: округлили его и оставили некоторые следы, словно волны в источенном кремне. «В самом соку», — разглядывая ее, прищурившись, подумал Фредрик.

— Что ты там разглядываешь?

Она перекинула волосы, небрежно собранные в хвост, через плечо, послав Фредрику подозрительный взгляд.

— О чем задумались, господин Бейер?

Элис повернулась, и он усмехнулся. В руке она держала лопатку для жарки. Элис была не совсем голой. Вокруг шеи и талии она повязала фартук — единственный на его кухне. На белом нагруднике, закрывавшем ее среднего размера груди, был изображен желтый танк, а под ним — серая голова трески. Это что, какая-то символика? В таком случае она ему непонятна.

Потом они ели в мирной тишине. После съеденного завтрака на тарелках оставались хлебные крошки, жир, следы яичного желтка и помидорные лужицы. Прихлебывая остывший кофе, Фредрик листал газету «Дагенс нарингслив», не вчитываясь в смысл. В гостиной играла музыка Дайаны Кролл из вчерашнего плей-листа. Работа по его составлению того стоила.

— Жизнь должна состоять из таких суббот, как сегодня, — сказала Элис.

Наклонившись вперед, она написала сообщение в телефоне и продолжила:

— У меня самолет через пару часов. Так что мне пора ехать.

Подняв голову, она скорчила ему мину. Он изучил ее взглядом. На бывшей жене был широкий красный топ, скрывавший ее формы. Сейчас она поедет домой в Тромсё, к Эрику. К своему новому мужу. У наружных уголков ее зеленых глаз от смеха проступали обаятельные морщинки, а на носу все еще можно было различить веснушки.

— Он понятия не имеет, что ты здесь?

— Что я сплю с тобой? Не думаю, что он может представить такое в своих самых, самых странных фантазиях.

— У тебя есть кто-то еще?

Элис моргнула, взмахнув ресницами.

— Ну конечно же нет, Фредрик.

Помедлив, она добавила:

— Должны же быть границы.

Элис оценивающе взглянула на него.

— А как дела с… ней? Как ее зовут?

— С Беттиной. С Беттиной все хорошо.

— Вы по-прежнему встречаетесь?

— Да.

— Вместе спите?

— Так точно.

— Замечательно! На нее можно положиться? — голос Элис стал выше почти на полтона.

— Вполне.

— Я забыла, чем она занимается? Она работает в полиции?

Он улыбнулся Элис. Он знал, что она знала.

— В центральном управлении.

— Ну конечно! Точно-точно.

Фредрик отодвинул деревянный стул, встал, собрал грязные тарелки. Ему захотелось сменить тему.

— Кстати, ты знала, что этот дом называется Хейнекегорен? Его назвали в честь построившего его архитектора Георга Хейнеке.

Элис вопросительно взглянула на него.

— С каких это пор ты интересуешься архитектурой?