Братство бизнеса. Как США и Великобритания сотрудничали с нацистами

Шум вокруг дела Гогенлоэ начал стихать к середине января. Из отчета специального агента Д. Лада Гуверу от 5 января 1942 года явствует, что у графини нашелся «очень влиятельный заступник в госдепартаменте, любовницей которого она была в свое время. По ее словам, он обладает полномочиями разрешать въезд в США подданным стран „оси“ и запрещать гражданам стран, настроенных к „оси“ враждебно». Имя этого человека, вычеркнутое из отчета, установить нельзя и сегодня. Можно только предположить, что им был Брекенридж Лонг. Однако до сих пор ФБР отказывается придать этот факт гласности.

Находясь в изоляции, графиня мастерски разыграла комедию. Притворившись, что у нее приступ какой‑то болезни, она принялась взывать к дружескому расположению Уильяма Уайзмана. Встревоженный Биддл оказался более чем предупредителен – он потребовал, чтобы графиню перевели из Глостера куда‑нибудь в другое место по ее выбору, где бы был надлежащий уход.

Местный инспектор и глава службы иммиграции связался с помощником прокурора Филадельфии, который, к счастью для национальной безопасности, не стал выполнять указаний Биддла, заявив, что в таком случае графиня может выбрать себе любую больницу, «даже ту, персонал которой подозревается в прогерманской деятельности».

«Приступ» графини сменился припадком истерики, и она осталась, где была.

28 ноября 1941 года Рузвельт писал Гуверу: «Я беседовал с министром юстиции по поводу дела Гогенлоэ, и он заверил меня, что с сантиментами покончено. Кроме того, он считает нецелесообразным в настоящее время перемещать даму в другое место, поскольку здесь за ней легче всего вести наблюдение. Прошу вас, проверьте для меня все сведения еще раз».

В июле 1942 года президент писал Биддлу: «Если служба иммиграции наконец не перестанет потворствовать этой графине, мне придется начать расследование. Думается, что факты выявятся нелицеприятные, начиная с истории ее первого ареста и связи с Шофилдом… Честно говоря, назревает скандал, который вынудит принять решительные меры».

Интересный эпизод произошел 16 июля 1942 года. Специальный агент ФБР вошел в комнату для свиданий под предлогом беседы с одним из заключенных и обратил внимание на нарушение правил – недавно арестованный фашистский шпион беспрепятственно разговаривал по‑немецки по телефону‑автомату. Графиня сидела на скамье и бодро строчила письмо под диктовку тюремного служителя. Тюремный служитель в беседе с сотрудником ФБР заметил: «К графине относятся с особым вниманием, и мне самому нравится ее общество. Иногда она помогает мне досматривать почту!».

Какие последствия это имело для национальной безопасности – можно лишь догадываться. Неудивительно, что Гувер отдал приказ «любыми средствами получать все сведения, касающиеся занятий графини».

Было установлено, что на некоторых предприятиях Глостера служащие получили повышение по службе через Шофилда за благожелательное отношение к Стефени Гогенлоэ. ФБР пыталось следить за графиней из окон соседних домов, в этих целях Гувер приказал использовать «меблированные комнаты». К сожалению, таковых не оказалось рядом, и «главная улица перед отделением патрулируется войсками береговой охраны, которые с подозрением относятся к любому прохожему. Невозможно поставить на стоянке автомобиль, чтобы не привлечь их внимания».

3 августа 1942 года Гувер направил указание отделению службы иммиграции в Нью‑Йорке: «В связи с тем что президент США и министр юстиции уделяют данному делу такое внимание, вам следует незамедлительно представлять всю информацию в Бюро, в отдел по шпионажу».

Чтобы успокоить президента и рассеять его подозрения, Биддл решил перевести графиню в Сиговиль (Техас), поближе к Вашингтону. Шофилд удостоверился, что туда заранее перемещен доверенный человек.

Мысль о переводе в Техас привела графиню в бешенство. В отчете говорилось, что «она стала похожа на тигрицу». Графиня заявила, что если тюремщики хотят забрать ее из Глостера, то им «придется нести ее на руках». В результате в отделение иммиграции прибыла карета «скорой помощи», которую сопровождали двое санитаров, прихватившие смирительную рубашку. При виде их графиня вдруг почувствовала себя гораздо лучше и изъявила желание доехать до железнодорожного вокзала в автомобиле службы иммиграции. Когда она с достоинством выходила из ворот тюрьмы, кто‑то спросил: «А Шофилд в Техасе?».

Ответ был утвердительным – тот прибыл в Техас на два дня раньше графини. Переезд в Техас графиня увидела в новом свете: оттуда можно бежать через мексиканскую границу.

Прибыв в Сиговиль, графиня немедленно отправила следующую телеграмму сотруднику службы иммиграции:

«Для матери невозможно. Пожалуйста, отбросьте всякие размышления или условности, добивайтесь и настаивайте чтобы Б. [так она называла Шофилда] сделал все, что вы хотите. Крайне срочно. Стефени».