Братство Кольца

— Вместе мы прожили сто сорок четыре года. Вас приглашено ровно столько, сколько нужно, чтобы составить это же число – один гросс, если можно так выразиться. — Молчание. Какая нелепость! Многие гости, особенно Саквил-Бэггинсы, оскорбились, заподозрив, что их пригласили только ради количества. «Один гросс, надо же! Что за вульгарность!»

— Если мне будет позволено сослаться на старую историю, этот день – еще и очередная годовщина моего прибытия на бочке в город Эсгарот на Долгом озере, но в те минуты я не помнил о том, что это день моего рождения. Тогда мне исполнялось всего пятьдесят один год, и дни рождения не казались таким уж значительным событием. Попировали мы тогда на славу, хотя я в то время был сильно простужен и мог сказать только «польшое спасипо». Теперь я могу повторить правильно: большое спасибо всем, кто пришел на мой скромный прием. — Упорное молчание. Все опасались, что уж теперь песни или стихов не миновать – но гости-то заскучали! Почему Бильбо не бросит болтать и не позволит им выпить за его здоровье? Но Бильбо не пел и не читал стихов. Он немного помолчал.

— В-третьих и в последних, — сказал он, — я хочу сделать ОБЪЯВЛЕНИЕ. — Последнее слово он произнес так громко и резко, что все, кто еще мог, выпрямились. — Я с сожалением объявляю, что, хотя, как я уже сказал, сто одиннадцать лет – слишком короткий срок для жизни среди вас, это КОНЕЦ. Я ухожу. СЕЙЧАС я покидаю вас. ПРОЩАЙТЕ!

Он сошел со стула и исчез. Вспышка яркого пламени заставила гостей дружно зажмуриться. А когда они открыли глаза, Бильбо нигде не было видно. Сто сорок четыре изумленных хоббита сидели, лишившись дара речи. Воттаклапа убрал ноги со стола и притопнул. Затем наступила мертвая тишина, а потом вдруг все Бэггинсы, Боффины, Туки, Брендибаки, Граббы, Чаббы, Норри, Болджеры, Опояссинги, Барсуксы, Упиттансы, Хорнблауэры и Воттаклапа, испустив несколько тяжелых вздохов, одновременно заговорили.

Пришли к единодушному мнению, что шутка очень дурного вкуса и потребуется еще много еды и питья, чтобы гости опомнились от потрясения и успокоились. «Он сумасшедший, я всегда это говорил» – вот как звучало наиболее популярное высказывание. Даже Туки (за редкими исключениями) сочли поведение Бильбо глупым и нелепым. В ту минуту всем казалось, что его исчезновение – лишь дурацкая выходка.

Но старый Рори Брендибак не был в этом так уж уверен. Ни годы, ни роскошный обед не притупили его смекалки, и он сказал своей невестке Эсмеральде: «Что-то в этом есть подозрительное, голубушка! Мне кажется, этот безумец Бэггинс опять ушел. Старый дурак! Но что волноваться? Харчи-то он с собой не забрал». И Рори громко попросил Фродо еще разок пустить по кругу кубок с вином.

Фродо единственный из присутствующих ничего не сказал. Некоторое время он молча сидел рядом с пустым стулом Бильбо, не обращая внимания на замечания и вопросы. Он от души наслаждался розыгрышем, хотя знал о нем заранее, и с трудом удерживался от смеха при виде негодования и удивления гостей. Но в то же время он был глубоко обеспокоен: он неожиданно понял, что очень любит старого хоббита. Большинство гостей продолжало есть, пить и обсуждать странности Бильбо Бэггинса, прошлые и настоящие, однако Саквил-Бэггинсы сердито удалились. Фродо расхотелось оставаться на приеме. Он приказал принести еще еды и вина, встал, молча выпил за здоровье Бильбо и выскользнул из павильона.

Что касается Бильбо Бэггинса, то, произнося речь, он ощупывал в кармане золотое кольцо – волшебное кольцо, которое много лет хранил в тайне. Сойдя со стула, он надел его на палец – и в Хоббитоне больше никогда не видели Бильбо.

Бильбо быстро вернулся к своей норе, постоял, с улыбкой прислушиваясь к гулу в павильоне и к звукам веселья в других уголках поля, и вошел к себе. Он снял праздничную одежду, сложил и завернул в папиросную бумагу вышитый шелковый жилет и убрал его. Затем проворно переоделся в старое истрепанное платье, застегнул поношенный кожаный пояс. К нему Бильбо подвесил короткий меч в потертых ножнах черной кожи. Из запертого сундука, пропахшего нафталином, хоббит извлек старый плащ с капюшоном. Плащ хранился под замком, словно великая ценность, хотя пестрел заплатами и до того выцвел, что трудно было определить его исходный цвет – вероятно, темно-зеленый. Плащ оказался Бильбо великоват. Потом Бильбо прошел в кабинет и достал из запертого несгораемого шкафчика что-то завернутое в старые тряпки, рукопись, переплетенную в кожу, и большой конверт. Книгу и сверток он сунул в стоявший тут же дорожный мешок, заполненный почти доверху. В конверт Бильбо вложил кольцо на золотой цепочке, запечатал и адресовал Фродо. Сперва он положил конверт на каминную полку, но вдруг передумал и сунул его в карман. В это мгновение открылась дверь и быстро вошел Гэндальф.

— Привет! — сказал Бильбо. — Я все гадал, объявитесь ли вы.