Братство Кольца

Шли дни, и праздник приближался. Однажды вечером через Хоббитон проехал диковинный фургон, нагруженный не менее диковинными свертками и пакетами. Фургон поднялся на Холм, к Бэг-Энду. Изумленные хоббиты высыпали из дверей поглазеть. Правили фургоном чужаки – длиннобородые гномы в глубоко надвинутых на глаза капюшонах. Они пели диковинные песни и уехали из Бэг-Энда не все. На исходе второй недели сентября среди бела дня появился еще один экипаж. Он катил по Приреченской дороге со стороны Брендивиньского моста, а на облучке сидел старик в высокой остроконечной синей шляпе, длинном сером плаще и серебристом шарфе. Еще у него были длинная белая борода и кустистые брови, торчавшие из-под полей шляпы. Маленькие хоббитята бежали за экипажем через весь Хоббитон и вверх по Холму. Как они правильно догадались, экипаж вез принадлежности для фейерверка. У двери Бильбо старик начал снимать с тележки бесчисленные связки шутих и ракет всевозможных форм и размеров; на каждой связке стояла большая красная буква Г

и эльфийская руна.

Разумеется, это был знак Гэндальфа, а сам старик был Гэндальф-Чародей, известный в Шире главным образом своим искусством обращения с огнями, дымами и светом. Истинное дело волшебника было гораздо более трудным и опасным, но жители Шира ничего об этом не знали. Для них старик был всего лишь одним из гвоздей программы Приема. Отсюда и волнение хоббитят. «„Г“ значит „главный“!» — кричали мальчишки, а старик улыбался. Хоббиты знали Гэндальфа, хотя старик появлялся в Шире редко и никогда не оставался надолго, но ни дети, ни их родители (за исключением самых глубоких стариков) никогда не видели фейерверка – фейерверки давно отошли в легендарное прошлое.

Когда старик, которому помогали Бильбо и гномы, закончил разгрузку, Бильбо роздал горстку мелочи, но, к разочарованию зевак, ни одну шутиху не запустили.

— А теперь брысь! — сказал Гэндальф. — Насмотритесь вдоволь, когда придет время. — И он исчез в доме вместе с Бильбо, и дверь закрылась. Некоторое время юные хоббиты напрасно смотрели на нее, а потом разошлись. Им казалось, что день приема никогда не наступит.

В Бэг-Энде Бильбо и Гэндальф сидели в маленькой комнате у открытого окна, выходившего на запад, в сад. Был светлый и мирный ранний вечер. Цветы сверкали киноварью и золотом, львиный зев, подсолнечник, настурция росли вдоль дерновых стен и заглядывали в круглые окна.

— Какой красивый у тебя сад! — сказал Гэндальф.

— Да, — ответил Бильбо, — я его очень люблю и вообще люблю наш добрый старый Шир. Но, мне кажется, пора бы отдохнуть.

— Так ты решил довести задуманное до конца?

— Да. Я давно решился и с тех пор не передумал.

— Отлично. Больше ни слова об этом: ни к чему. Не отступай от своего плана – ни в чем не отступай – и, надеюсь, все закончится хорошо и для тебя, и для всех нас.

— Хотелось бы. А в четверг я собираюсь повеселиться и сыграть свою маленькую шутку.

— Интересно, кто посмеется... — покачал головой Гэндальф.

— Увидим, — ответил Бильбо.

На другой день на Холм поднялось еще множество повозок. Вначале слышалось ворчание по поводу «местных интересов», но на той же неделе из Бэг-Энда во все концы полетели заказы на все возможные виды провизии, товаров и предметов роскоши, какие можно было получить в Хоббитоне, Приречье или по соседству. Хоббиты воодушевились; они начали считать дни в календаре и нетерпеливо высматривали почтальонов в надежде получить приглашение.

Приглашения не заставили долго ждать и хлынули рекой, так что на хоббитонской почте случился затор, а приреченскую запрудило, и был объявлен набор почтальонов-добровольцев. Постоянный поток их поднимался на Холм, неся сотни вежливых вариаций на тему «Спасибо, обязательно буду».

На воротах Бэг-Энда появилось объявление: «ВХОД ТОЛЬКО ДЛЯ ЗАНЯТЫХ НА ПРИЕМЕ». Но даже те, кто готовил прием или притворялся, будто участвует в подготовке, редко получали разрешение войти. Бильбо был занят: писал приглашения, отмечал галочками, от кого получен ответ, упаковывал подарки и делал еще кое-какие приготовления личного свойства. Со времени прибытия Гэндальфа он никому не показывался на глаза.

Однажды утром хоббиты проснулись и обнаружили, что большое поле к югу от входной двери Бильбо усеяно мотками веревки и столбами для навесов и павильонов. В насыпи, выходившей на дорогу, проделали особый проход, вырубили широкие ступени и построили большие белые ворота. Три семейства хоббитов, жившие на Бэгшот-Роу по соседству с полем, лопалсь от любопытства, и все им завидовали. Старый Дед Гэмджи перестал даже притворяться, будто работает на своем огороде.