Автор, конечно, не может оставаться полностью вне сферы пережитого, но пути, какими зародыш рассказа использует почву опыта, крайне сложны, и попытки понять этот процесс в лучшем случае сводятся к догадкам, основанным на опыте – неадекватном и туманном. Ложны, хотя и естественно-притягательны, и предположения, что, если жизни автора и критика протекают в один период времени, то самое сильное влияние на сюжет непременно оказывает общий для обоих ход мысли или событий. Поистине нужно самому оказаться в тени войны, чтобы в полной мере прочувствовать, как это тягостно, но годы идут – и часто забываешь, что, застигнутый в юности войной 1914 года, испытал не меньшее потрясение, чем в военных 1939 и последующих годах. К 1918 году все мои близкие друзья, за исключением одного, были мертвы. Или возьмем другой, менее прискорбный случай: кое-кто предположил, что в «Очищении Шира» отображено положение дел в Англии того периода, когда я заканчивал свою сказку. Это неверно. «Очищение Шира» – существенная часть замысла, намеченная с самого начала, хотя и несколько измененная в соответствии с разработкой линии Сарумана, но лишенная какого бы то ни было аллегорического значения или злободневных перекличек с политическими событиями. Да,этот фрагмент отчасти связан с действительностью, но лишь отчасти (экономические ситуации коренным образом отличались). Места, где я провел детство, обеднели еще к той поре, как мне стукнуло десять, – автомобили тогда были редкостью (я не видел ни одного), а пригородные железные дороги только строились. Недавно в газете мне попался снимок мельницы у пруда, когда-то казавшейся мне огромной, – она вконец обветшала, хотя была крепкой и ладной. Молодой мельник мне никогда не нравился, а его отец, Старый Мельник, носил черную бороду, так что Рыжим его не называли.
Пролог
Речь в этой книге пойдет главным образом о хоббитах, и ее страницы много расскажут читателю об их нраве, но мало – об их истории. Более подробные сведения можно почерпнуть в извлечениях из «Красной Книги Западных Границ», опубликованных под названием
Многие, однако, пожелают больше узнать об этом народе – и с самого начала, но не у всех есть первая книга. Для таких читателей мы приводим основные сведения из «Сказаний о хоббитах» и кратко излагаем первое приключение.
Хоббиты – скромный, но очень древний народ, более многочисленный встарь, чем ныне, ибо они любят мир, спокойствие и хорошо возделанную землю: больше всего им по вкусу селиться на ухоженной и тщательно обработанной земле. Они не понимали, не понимают и не любят машин сложнее кузнечных мехов, водяной мельницы или ручного ткацкого станка, хотя искусны в обращении с инструментами. Даже в Древние Дни хоббиты, как правило, сторонились «рослого народа», то есть нас, а теперь в страхе избегают людей, и отыскать хоббита стало трудно. У них тонкий слух и острое зрение, и хотя хоббиты склонны к полноте и не любят ненужной спешки, они тем не менее проворны и ловки в движениях. К тому же они с незапамятных времен наделены умением быстро и бесшумно скрываться, если вздумается избежать встречи с неуклюже бредущим человеком, и так его развили, что людям тут может померещиться колдовство. Однако в действительности хоббиты никогда не занимались колдовством, и их неуловимость – лишь плод передающегося по наследству и развитого на практике искусства да еще тесной дружбы с природой, которая воздает им так щедро, что более рослые и неуклюжие племена и представить себе не могут.
Хоббиты – маленький народ. Они меньше гномов (не столь крепки и коренасты), но ненамного ниже их ростом, который по нашим меркам разнится от двух до четырех футов. В наши дни хоббиты редко дорастают до трех футов, но сами они утверждают, что измельчали и что в старину были выше. Согласно «Красной Книге», Бандобрас Тук по прозвищу Бычий Рев, сын Исенгрима Второго, был ростом четыре фута пять дюймов и мог ездить верхом на лошади. По преданию, его переросли лишь два славных хоббита древности – о них речь впереди.