Пару раз долетело звонкое «эге-гей», и наступила тишина. Солнце село. Может, им припомнился в этот миг мягкий закат над Брендидуином, зажигающиеся светлячки окон в мирной, уютной Скочке, но здесь, вокруг, все было иначе. В лесу стремительно темнело. Деревья угрюмо нависли над тропой. Белый туман, клубясь, всплыл над рекой и перелился через заросли тростника к корням и нижним сучьям.
Уже трудно было различать тропу, к тому же хоббиты очень устали. Ноги едва волоклись. Что-то шуршало и перебегала в кустах по сторонам тропинки, а вверху, в кронах деревьев, хоббитам чудились какие-то мерзкие рожи, злобно следящие за ними. Они брели, словно в кошмарном сне, не чая проснуться, а лес вокруг терял очертания, колебался и зыбился, угрожая, заманивая, исходя злыми чарами.
Еще несколько шагов – и они остановились бы, но тут начался подъем, невидимая вода в реке неподалеку обрела голос, лес неожиданно кончился, а вместе с ним отступил и туман. По краю обширной поляны или луговины, взблескивая под звездами, бежала Ивлинка, веселая и чистая, совсем непохожая на ту дремотную коричневую ленту, какой хоббиты увидели ее впервые. Траву, похоже, недавно косили, тропа снова была хорошо видна, к тому же по краям появилось подобие низкой ограды из камней. Хоббиты поднимались на холм, а впереди – вот радость-то! – сияли теплым желтым светом окошки большого дома. Дверь распахнулась, широкая световая полоса легла на дорожку. И хоббиты, и пони прибавили шагу. Ночные страхи отступили, даже усталость поубавилась, а навстречу веселым каскадом падала скороговорка Бомбадила:
Неожиданно его поддержал еще один голос. Сначала хоббитам показалось, что зазвенела весенняя капель, перелившаяся в звуки серебряных струй, льющихся на заре (утра? мира?) в первозданных холмах; а голос, радостный и юный, пел:
И под эту песню хоббиты ступили на порог, погрузившись в золотистое сияние, разом отбросившее прочь ночную мглу.
Глава VII. В ГОСТЯХ У ТОМА БОМБАДИЛА
Хоббиты перешагнули порог и остановились, щурясь от света. Посреди длинной залы располагался могучий стол, уставленный высокими желтыми свечами. Над ним с темных потолочных балок свисали яркие светильники.
За столом, лицом к двери, сидела в кресле хозяйка дома. Ее русые волосы струились на зеленое, словно молодой тростник, платье, расшитое жемчугом, похожим на капли росы. Искусной работы золотой пояс был, казалось, сплетен из желтых кувшинок, перевитых голубыми незабудками. Возле ее ног в неглубоких глиняных сосудах плавали белые лилии, и кресло возвышалось словно трон посреди небольшого озерца.
– Милости просим, дорогие гости! – услышали хоббиты тот же голос, что пел им недавно. Они сделали несколько неуклюжих шагов и смущенно поклонились. Ощущение у хоббитов было такое, словно они под окошком деревенского дома попросили напиться, а дверь отворила эльфийская королева. Пока они неловко топтались у стола, хозяйка легко поднялась с кресла, порхнула между лилий и подошла к ним. Платье ее шелестело, как цветущие приречные травы под ветром.
– Входите же, милые мои! – снова зажурчал ее голос – Смейтесь, веселитесь! Я – Златеника, Речная Дочь. – Движениями текучими и плавными она как будто перелилась к двери, захлопнула ее и, раскинув руки, воскликнула:
– Оставим ночь снаружи! Вас напугали туманы и древесные тени, омуты и дикие деревья – не бойтесь! Нынче вы под кровом Тома Бомбадила.
Растерянность и изумление хоббитов поумерились под ободряющим взглядом и ослепительной улыбкой хозяйки.