Около пяти вечера они расписались в журнале у дежурного и вышли на улицу. По пути зашли в магазин «Три ступеньки». Продавщица, скучавшая на табуретке, завидев мужчин, встрепенулась и закричала:
— Тамара Валерьевна, ребята пришли!
Из подсобки вышла заведующая.
— Ребят, когда у вас в конторе сезон отпусков? — поинтересовалась она.
Шилкин и Куравлев озадаченно переглянулись. Конторой на своем сленге они называли и ФСБ в целом, и суперсекретное подразделение, в котором служили. Но о том положено было знать лишь узкому кругу посвященных. Ведь Шилкин и Куравлев были негласным аппаратом. Очередные звездочки получали совершенно секретными приказами.
— А почему вы, собственно, интересуетесь? — осторожно спросил Шилкин, прикидывая в уме, что делать с этой теткой. Сразу повязать или доложить начальству?
— Я к тому, — ответила заведующая, — что мне нужно решить, сколько водки заказывать на следующий месяц.
У бойцов невидимого фронта отлегло от сердца.
— Да какая разница, — добродушно ответил Куравлев. — Заказывайте, как обычно.
В задушевном разговоре они выяснили, что неприметные мужчины в штатском давали этому магазинчику семьдесят процентов выручки от спиртного.
— Примелькались мы здесь, — произнес Шилкин, когда они вышли на улицу.
— Что делать, работа у нас напряженная, вот и ходим за пивом куда поближе, — философски заметил Куравлев. — У тебя есть открывашка?
В сквере возле дома Советов (так звали по старинке администрацию губернатора) встретили двух сослуживцев. Те сидели на лавочке и тоже пили пиво.
— Вы все еще здесь? — с улыбкой спросил у них Шилкин. — На фига мы там за всех отдувались, если вы все равно никуда не спешите?
— А мы решили не дать себе засохнуть, — ответил полковник Тюничев, один из сидевших на лавочке.
— Имидж ничто, жажда все, — с хмельной веселостью поддержал его другой офицер.
Рекламный слоган газировки так въелся в кровь, что с него начиналась каждая пьянка.
Разговор незаметно вновь переключился на будущую машину Шилкина, и Куравлев стал тяготиться компанией. В этот прекрасный день ему хотелось думать и говорить о вечном.
«Как они могут болтать о таких пустяках? — недоумевал он. — Ведь такое прозрачное небо. По нему плывут облака-барашки. Ветерок ласковый. Наконец-то закончилась зима». Он удивлялся, зачем вообще о чем-то говорить, когда надо просто
— А ты что молчишь, Гена? — спросил Тюничев у Куравлева. — Ты же бывший танкист, в технике должен шарить.
— Так я начинаю шарить только после второй бутылки, — Геннадий улыбнулся и показал пустой сосуд, — меня из-за этого и выгнали.
— Хорошая мысль: еще по бутылочке?
Когда пришла пора прощаться, Шилкин пожал всем руки и предложил Куравлеву:
— Гена, поехали со мной за компанию.
— Поехали, — согласился Куравлев, хотя ему было неудобно ехать одним автобусом с Шилкиным.
…Он пришел домой в семь часов.
— Ты что такой странный? — спросила жена.
— Да так, устал что-то. Был тяжелый день.
Когда детей уложили спать, Геннадий с женой сели в зале перед телевизором.
— Что будем смотреть: «Начальник Камчатки» или «Спортлото-82»? — спросил Геннадий, изучая телепрограмму. — Идут по разным каналам в одно время.
— Выбери сам, дорогой, — ласково ответила жена, прикрывая зевающий рот ладошкой.
Куравлев подумал, что когда-то он желал
— Давай комедию, — сказал он.
— Давай, — согласилась она.
Но как только главные герои фильма добрались до юга, в квартиру Куравлевых позвонили.
— Кто там?
Это был сотрудник подразделения, который сообщил, что объявлен сбор по тревоге. Машина ждала у подъезда. Геннадий быстро оделся. Взял паспорт, деньги. Спустился вниз. По дороге они захватили еще трех сотрудников.
Когда приехали на конспиративную квартиру (так называли особняк, в котором располагалось подразделение), Куравлев увидел бледное лицо дежурного. Прапорщик был испуган не на шутку.
— Что случилось? — по очереди спрашивали его коллеги. Тот в ответ матерился и шарил вокруг взглядом. Словно что-то искал.