Братство охотников за книгами

Колен подкинул на руке сумку: вроде легкая. Заглянул внутрь: там не было ни денег, ни слитков золота. Ловко, как это умеют делать грабители, он быстро ощупал ткань, помял пальцами углы и швы. Зная любовь Франсуа ко всякого рода розыгрышам, кокийяр ему не доверял. Держа котомку на весу, он внимательно рассматривал ее содержимое, но внутри увидел лишь какой-то мятый сверток. Он достал пакет, повертел его, разглядывая со всех сторон, и стал разматывать ветхий пергамент, в который тот был завернут, — словно очищал луковицу. Затем бросил лохмотья на пол. Внутри он нашел краюху черствого хлеба. Раздраженный этой находкой, он засунул в котомку руку по локоть, поскреб ногтями заскорузлое дно, обнаружил потайной карман, впрочем пустой, а Вийон между тем подбирал упавшие обрывки пергамента. Когда он выпрямился, в руках у него была целая пачка.

— Вот слова Иисуса.

В полумраке таверны листки выглядели особенно жалкими: землистого цвета, с выцветшими чернилами и пятнами плесени, едва различимыми буквами, теряющимися в складках кожи. Без иллюстраций, даже без полей, просто нечеткие каракули по всей странице. Колен решил, что Франсуа смеется над ним. Ну ничего святого!

— А во дворце у папы вовсе не последняя воля Спасителя, а совсем другое завещание.

— Завещание бродяги вроде тебя?

— А кому еще записывать россказни какого-то смертника?

— И святого?

Вийону вспомнились скитания по пустыне, постепенное посвящение в тайну, знакомство с кумранскими рукописями, то, как он трудился над подделками, как их правил Гамлиэль, а переводил Авиафар. Никто не подозревал, насколько его подражания и «упражнения в стиле» придутся кстати. Да и сам Франсуа дал согласие на эту игру лишь потому, что надеялся таким образом выйти сухим из воды и спастись из лап братства.

— Выпутываться было надо. Но не так же!

— А как, по-твоему?

— Ты же всех одурачил!

Колен смотрел на ссохшиеся обрывки свитка. Ему не давал покоя вопрос, почему добрый Господь претерпел муки, а какой-то проходимец, стоявший сейчас перед ним, гордится, что оставил всех в дураках: Рим, Иерусалим и даже самого Сатану. Наверное, ответ здесь, на этих потемневших листках, небрежно брошенных на грязный стол таверны. Они, эти куски пергамента, лежат сейчас между ними, как Иисус был распят на кресте между двух разбойников.

— Так что же сказал Христос?

— Не знаю. Я ведь не читаю по-арамейски.

У Колена перехватило дыхание: Вийон даже не прочитал завещание Христа! Просто состряпал какую-то фальшивку на свой вкус. Колен поскреб подбородок. Не мог же Вийон один сочинить подделку, которая обманула ученых-богословов! Чтобы совершить такое святотатство, ему наверняка понадобилась помощь наставника, сведущего в Священном Писании, и переводчика, способного переложить разглагольствования парижского стихотворца на арамейский язык, а еще содействие искусного переписчика и других фальсификаторов, подделавших чернила и пергамент. Целая команда обманщиков и богохульников.

Франсуа дал Колену время прийти в себя, затем все же решил внести полную ясность.

— Помнишь отца Поля?

Колен кивнул. Вийон рассказал ему, как, вернувшись в монастырь, он убедил приора помочь ему спасти завещание Христа от лап инквизиторов. А еще от охотников за книгами. Он предъявил ему другое завещание, «Балладу распятого», которую втайне сочинил в пустыне. Поль, читавший и изучавший записи Анны, предложил Франсуа внести кое-какие поправки, а затем брат Медар и другие монахи впряглись в работу. Сказавшись больным, Вийон отложил отъезд в Акко. В течение трех дней Айша готовила ему травяные настои, вызывавшие жар и лихорадку. Она-то надеялась, что Франсуа прибегнул к этой уловке, чтобы подольше оставаться с нею. Вийон настаивал, чтобы она поехала с ними, переодевшись цыганкой, но Гамлиэль категорически воспротивился. И лишь когда корабль отплыл, Вийон узнал истинную причину отказа: беременная Айша боялась, что он не захочет ребенка. Она сочла излишним сообщить ему эту новость: вдруг, обретя свободу, Франсуа примет решение больше никогда не возвращаться на Святую землю?

— Эта чертовка приносит тебе одни неприятности. Теперь она еще своего ублюдка на тебя повесит.

Франсуа не стал поднимать перчатку, брошенную ему Коленом. Что мужлан смыслит в сердечных делах? Разве он может понять, что именно эта чертовка и направила его по пути, по которому он сейчас идет? Конечно, ее совершенно не волнует сохранение слов Господа, она же берберка. Зато она поняла, что, спасая послание Христа, Франсуа сохранит собственную душу. Ведь не так важны конкретные слова Назарянина, как таящаяся в них поэзия, Дух, сияющий в каждой строке. И про песни Вийона можно сказать, что в них главное — поэзия и душевные порывы, стоящие за словами. Звучание этих двух голосов надо сохранить любой ценой, ведь это и есть песнь человека.