Братство: Опалённый

Я безоружен?!

Не веря своим глазам, Люциус уставился на руку — оружия не было.

Глухое, удовлетворённое ворчание заставило его поднять голову — впереди, у правой стены, положив руки на огромный силовой меч, возвышался псионик, закованный, как и Сэм в силовую броню.

Оторвав от гарды руку — на наручне вспыхнула и начала наливаться сиренево малиновым светом эмблема Хаоса — восемь перекрещенных, с остриями на обоих концах, стрел, он показал ей на человека, а затем, провёл ею себе поперёк горла в жесте понятным и без слов.

— Десять секунд! Чего встал! — свалившийся практически Люциусу на голову сервитор, заколотил всеми своими лапками ему по шлему: — Давай же! Быстрее! Рванёт ща!!!

— М… Меч где? — Покачнувшись, Сэм сделал шаг в сторону псионика: — Как я его?!

— Пистолетами! — Перестав стучать, черепок теперь толкал его вперёд, уперев свои лапки человеку в спину: — Всади ему в глаз! Шлюз за ним!

— Это ищешь? — сдвинувшись в сторону маг указал остриём меча на оружие Люциуса, лежащее у его ног: — Хочешь — я остановлю время, и мы побеседуем, инквизитор? Ты славно дрался, — закованная в металл брони рука — теперь кроме знака Хаоса на ней светились и неразборчивые письмена, указала Сэму за спину: — Наш Отец — Бог Крови, Ярости и Ненависти, с радостью примет тебя в нашу семью.

— Воосеемь… — длинно растягивая слова напомнил о себе механизм самоуничтожения: — Ти-и-ик!

— Давай сойдёмся грудь в грудь! — Пнув эвисцератор к Сэму, взял на изготовку свой двуруч вербовщик тёмных сил: — Бери, — кивнул он на пол: — Бери и ты сам убедишься насколько силы Хаоса превосходят силы того, что вы называете порядком!

— Не смей! Лучше смерть! — Заверещал сервитор, зависнув перед Люциусом с растопыренными во все стороны лапками, становясь похожим на давешнюю эмблему: — Это — Искушение Хаоса! Я говорил тебе о нём! Забыл?!

— Да помню я, — отмахнувшись, Сэм поднял с пола пиломеч: — Другая сюжетная линия. Может посмотрим? Интересно же!

— Интересно?! Тебе — интересно? — Череп аж поперхнулся от услышанного: — А ты обо мне подумал?

— Тебе-то что? Ну вырастут щупальца — вместо клешней, так ещё лучше будет. Я тебя в розовый покрашу — станешь летающим розовым осьминожиком.

— КЕМ?!

— У вас же есть розовая краска? — Закинув меч на плечо, подошёл он к псионику, небрежно отведя в сторону, смотревшее ему в грудь остриё клинка.

— Краска? — Его шлем, очень похожий на древний «жабий рот», слегка качнулся: — Розовая?

— Ну да, розовая. Вот его, — кивнул человек на черепушку, демонстративно не обращая внимания на вопли последнего: — Перекрасить. Так что — есть?

— Розовая? — Сбитый с толку слуга Кровавого Бога неуверенно покачал головой и повторил: — Розовая?

— Ну да. Вот такая, — взяв свой меч наперевес, Сэм сунул его лезвие к лицу колдуна: — Вот здесь — первый опорный ролик видишь? Нет? Ну так очки обуй! Или каску сними! Мне розовая — вот точно такая нужна. На последнем тех обслуживании розовый, представляешь, поставили?! Мол-де других нет, а у Сестричек — ну этих, Сестёр Битв, мечи такие же, вот под них и завезли — погламурнее, блондинки ж… Ох и фигуристые девчата… Мммм… Ну — увидел?

— Розовая? — В третий раз повторив одно и тоже, псионик, выпустив из рук меч — тот завис в воздухе слегка покачиваясь, обоими руками снял свой шлем, обнажая лицо мужчины средних лет. Ничем особым это лицо отмечено не было, разве что бледное очень, да мешки под глазами, обшаривавшими сейчас конец меча Сэма из-под низкой седой чёлки.

— Видишь?

— Где? — Подняв глаза вверх, писионик непонимающе посмотрел на Люциуса.

— Здесь! — Взревев высокими оборотами меч в руке инквизитора дернулся и цепь, слив свои звенья в сверкающую серебром дугу, впилась в лицо колдуна, дополняя визг мотора сочным хрустом перемалываемых костей.

С силой толкнув неудачливого вербовщика — тот, упав на спину, сжался в комок, прижимая обе ладони к залитому кровью остатку лица, Сэм, перемахнув через него, одним движением распахнул дверь шлюзовой камеры.

Заскочив внутрь, он захлопнул люк и, уже готовясь дернуть рычаг внешнего створа услышал: — Не так быстро, инквизитор!

С той стороны, направив покрытое жирными лиловыми молниями острие своего меча, стоял, слегка, самую малость, покачиваясь, псионик. Его шлем, из-под которого на нагрудник продолжала сочиться кровь, сидел на его голове как-то перекошенно, будто жаба, давшая название этой модели, склонив голову на бок саркастически улыбалась окружающему миру.

— О как! Ну, брат… Реген у тебя просто конский! — Пробормотал он себе под нос и, подойдя к иллюминатору, занимавшему почти треть двери, сочувствующе покачал головой: — Ай-ай-ай… Что же вы, господин хороший? Такой большой, такой умный, а на дешевую разводку повелись? Эхх… А ещё говорят — Хаос мол, коварен.

— Да ты! Ты! Как смеешь ты!