Братство проигравших

Песок, песок, песчаная буря. Когда распадаются горы, от них остаются песчинки. В каждой из них блестит кварц. Ветер или вода носит песок с места на место, люди добавляют песок в фарфор. Песочные часы пересыпают песок из сосуда в сосуд. Песок засыпает все. Когда снег растает и жители Чанчуня замрут в ожидании теплого ветра, Клара выйдет из дома и увидит, что воздух пожелтел. Она будет брести сквозь желтую дымку и почувствует, что на зубах скрипит песок. Тонкий слой бурой пыли покроет дороги и деревья. Песчинки будут колоть глаза. Вернувшись домой, Клара обнаружит, что песок налетел через форточку в комнату и покрыл стол, стулья, полки - отголосок монгольских песчаных бурь.

На столе у Клары всегда лежат - в аккуратном порядке - затупившиеся карандаши, ручки, которые перестали писать, невскрытые письма. Клара очень боится дурной новости, и потому ей стоит огромных усилий открыть конверт. Выбрасывать письма она опасается так же, как и читать их, так что они скапливаются горкой на столе. Газет и телевизора она обычно избегает, но здесь, в Китае, она впервые без опасения включила телевизор, потому что не понимала ни слова. Она лжет себе, что время остановилось в маньчжурских степях. На самом деле все совсем не так: за одну ночь исчезают старые и вырастают новые дома; город наводняется сезонными рабочими и снова пустеет; в подвалах открываются бары и магазины, чтобы закрыться через полгода. Но неотточенный взгляд Клары не замечает перемен.

Песок, песок, капли песка. Кассиан читает с учениками текст о тайфунах в Америке. Когда он задает вопрос, ученики выжидают, боясь дать неправильный ответ. Им хочется сказать именно то, чего, как им кажется, он ждет от них, даже если он спрашивает: "Что вы обычно делаете после уроков?" Они любят Кассиана за то, что он шутит, за то, что его шутки им понятны, и за то, что, когда он шутит, его глаза остаются грустными. Ученики редко поднимают руку, но с большим усердием трудятся над домашними заданиями.

Кассиан никогда не принимает подарков, никогда не просит учеников о помощи. Он уклоняется от разговоров о политике, о религии, он ничего не знает о поп-культуре и на уроках не показывает видеофильмов. Он просит учить наизусть стихи, подбирает короткие стихотворения со многими существительными, стихи Эмили Дикинсон. Все его ученики знают стихи Эмили Дикинсон, она стала популярным в Чанчуне поэтом - Эмили Дикинсон, которая почти никогда не выходила из дома в своей деревне.

Он проверяет домашние работы в маленьком кабинете, где ноги ему греет душный калорифер. Он готовит растворимый кофе, мешая в кружке палочкой, и сыплет молочный порошок из банки. В такие минуты он знает совершенно точно, что счастлив, и оттого, что он признается в этом, чувство счастья не пропадает. Читая студенческие сочинения, он пытается представить себе, каково расти в комнате, где одновременно живет пять, а то и больше, человек. Как всю жизнь говорить на языке, где нет слова "privacy". Ему трудно запомнить китайские имена, но ученики придумывают себе имена английские. Одна девочка сказала, что ее будут звать Кассиан. Друзья пытались ее отговорить: мол, это имя редкое, странное и к тому же - мужское. Но она осталась Кассианом, и Кассиан-старший полюбил ее особенно.

А что Ян? По почте он заказал себе книгу под названием "Будучи никем". Может быть, думал он, это именно то, к чему стремились проигравшие: стать никем. В книге говорилось, что есть вещи, а есть представления о вещах, и тот, кто путает вещь с представлением о ней, либо бредит, либо спит. Представление есть внутреннее действие. Люди говорят: "устремить взгляд", "направить мысли". Мы считаем себя прожектором, что освещает мир. На самом деле это мир вливается в нас.

Чем детальнее и логичнее наше представление о мире, тем реальнее нам кажется жизнь. Иногда эти детали сглаживаются, и тогда жизнь кажется дремой. А бывает, что каждая деталь ярчайшим образом врезается в сознание - в экстазе, например.

Как образ мира, так мы создаем и образ самих себя. Нам нужен образ нашего тела для того, чтобы двигаться. Иногда этот образ разрушается, и люди перестают чувствовать правую или левую часть тела. В иных случаях он сохраняется, несмотря ни на что: так у калеки болит отрезанная нога.

А для того, чтобы мыслить, нам нужен образ нашей души. И потому мозг придумывает нам душу, гомункула, глядящего сквозь отверстия глаз. Она способна во сне переместиться в неведомые города. Нам кажется, что после смерти она полетит навстречу таким же воздушным существам. Это создание нашего мозга мы ошибочно принимаем за самих себя.

Но благодаря этому созданию наша вселенная приобретает центр: каждый из нас - сердцевина собственного мира. От этого пункта каждый отсчитывает расстояния, создавая тем самым близкое и далекое, прошлое и будущее. "Там вот почему, - думал Ян, - мое излюбленное средство против печали оказывается действенным. Я представляю себя как вещь и смотрю на нее со стороны, и тогда земля не вертится вокруг меня. Грусть проходит, потому что грусть песчинки легка, как семя одуванчика".