Братство тибетского паука

Ахнул даже глава их тайного сборища. Но желающих повторить подвиг Огаста, за исключением мистера Горринга, не нашлось. Кто-то замер в оцепенении, кто-то заорал и попытался убежать, кого-то стошнило… Наследный герцог Оклендский рухнул без чувств и очнулся, увенчанный прядью благородной седины; а бедолага Бредли остался заикой!

Про подобные происшествия не пишут в газетах, их не осуждают публично, ведь все члены братства, даже студенческого, — прошлые, живые и будущие — связаны клятвой хранить его тайны. Но молва о происшествии просочилась сквозь кирпичные стены колледжей, как световые корпускулы сквозь экспериментальные устройства, ширилась и набирала силу. В сиянии этих неосязаемых лучей Огаст вскоре сам возглавил братство и заполучил престижные должности в дискуссионном клубе и научном обществе. На него посыпались медали и призы за бессчетные достижения, он сделался желанным гостем на торжествах в любом студенческом союзе или компании и славой теперь уступал только капитану регбистов, да и то самую малость.

Теперь мистер Картрайт мог быть спокоен за свою будущую карьеру.

В скучных и сытых Американских Штатах молодые люди, жаждущие карьерного взлета, обречены корпеть над отчетами в банках или корпорациях, а в голодной и злой Европе им приходится вступать в партии, перекрикивать друг друга на митингах и бряцать оружием.

Британским выпускникам повезло гораздо больше — их карьера складывается сама собой, но при одном условии: если они состоят в определенных клубах. Когда в свой срок мистер Картрайт покинул университетские стены, перед ним — молодым человеком умеренного достатка и неясного происхождения — распахнули двери самые респектабельные и трудно доступные клубы Лондона, заповедники приватности, вроде «Уайте» или «Эгоиста», где его высочество герцог Вестминстерский дюжинами отправляет в потолок пробки шампанского, а достопочтенные джентльмены по старой памяти называют премьер- министра Джозом, а опального лорда-адмирала — Уинстоном[34].

Протежировать воспитаннику сэр Эндрю Уолтроп считал неэтичным, но и без его помощи Огаст очень быстро стал неофициальным помощником — демократические принципы клуба запрещали джентльменам из попечительского совета привлекать профессиональных секретарей — одного из самых влиятельных столпов клубного мира — лорда Глэдстоуна. Это означало светлое, безоблачное и до тоски предсказуемое будущее.

Можно было расслабиться и целиком предаться чтению — неведомая сила подхватила его под руки и неумолимо тащила вперед и вверх, так что Огаст сам порой готов был поверить в магическую силу «темного сердца».

Но поверить он не мог, потому что знал совершенно точно: сердце, кусочки которого сжевали они с Эджи, было свиным и хорошо проваренным. Настоящее, человеческое сердце всего лишь выполнило свою функцию в довольно несложном фокусе, и, как всякому престижу, ему была уготована незавидная роль — сгореть в костре! Пользуясь всеобщим замешательством, Огаст сбросил его на пол и запихнул ногой в огонь, как только вытащил съедобного дублера из рукава студенческой мантии.

Ничего ужасного в этом поступке не было — сердце всего лишь разделило судьбу всего человеческого тела, которое кремировали в тот же день. Вот раздобыть настоящее сердце для церемонии было гораздо сложнее!

Использовать подделку с самого начала было невозможно: среди потенциальных братьев присутствовали будущие врачи и биологи. Втягивать в дело людей, причастных к университету, тоже было нельзя, чтобы не разрушить тайну. Он был вынужден обратиться за помощью к Мардж — она как раз вернулась из своей учебной поездки в Соединенные Штаты и напросилась на работу в какой-то муниципальной клинике Кэмбриджшира. Маргарет всегда была девицей радикальных левых взглядов, водила компанию не только с декларированными леваками из «Общества апостолов»[35], но даже с записными анархистами и, придя в восторг от предложения до полусмерти напугать целую толпу богатеньких оксфордских шалопаев, согласилась стащить из анатомички подходящее сердце.

Вот и вся история. История, которую Огаст до вчерашнего дня считал известной только им троим. Приложив некоторые усилия, он выбрался из огромной кровати, набросил на плечи халат, взял сигарету и присел на окно рядом с Мардж:

Хорошо. Ты не говорила старой карге лично, но кому-то ты рассказала?

Огаст, какая разница — я даже не знала имени покойника!

Узнать его имя очень просто: по записям морга и похоронной конторы.

Оставь меня в покое, Гасси. Я же не выпытываю, где ты раскопал свой дурацкий каннибальский ритуал.

Не имеет значения… — занервничал Огаст. — Считай, что мне приснилось…

Действительно, он не смог бы сказать с уверенностью, видел ли он это собственными глазами, когда со свойственным малышу любопытством приоткрыл потайную дверь в доме одного респектабельного джентльмена, или ему привиделся обычный кошмар…

Маргарет спрыгнула с подоконника, бросила короткий взгляд в зеркало, поправила складки на юбке и повернулась к отцовскому воспитаннику: