Братство тибетского паука

Вы здесь в Британии совсем помешались на политике умиротворения. Но война уже идет — там, за Ла-Маншем, мертвых забрасывают грязью в танковых рвах, не разбираясь, где чьи головы, руки или ноги, и никто не вспоминает про «цвета колледжа»…

Мардж, война идет постоянно. В Европе, в Африке, в азиатских колониях — где угодно, ты устанешь за нею гоняться. А на Британских островах царит мир. Здесь нельзя просто так взять и начать войну! Для этого должен быть принят парламентский акт, ему предшествует одобрение премьер-министра, речь короля, дипломатические шаги и все такое прочее. Понимаешь, что это значит? Что преступления в старой доброй Англии продолжают совершать из корысти! Шантажист, тот же грабитель… — им все равно, кто марксист, а кто анархист, им безразличны политические убеждения. Их интересуют только деньги. А деньги у тебя есть, и много. Ясно?

Зачем тетке Эдварда, состоятельной леди, опускаться до шантажа?

Думаю, старая сплетница Таффлет — не единственная, кто знает…

Отстань от меня, Гасси, — перебила его молодая особа. — Вчера человека убили, а ты истерику закатил из-за студенческого розыгрыша. Жалко, что ты настолько ленив, — мог бы стать неплохим адвокатом, цинизма тебе не занимать!

Назначат коронера, и всех нас вызовут как свидетелей.

На досудебных слушаниях[36] — как свидетелей, а дальше — кто знает? Я слышал, здесь случаются странные вещи. Из года в год пропадают люди, а виноватых ищут среди приезжих, «чужаков». Давайте лучше заранее договоримся, что мы видели-слышали и что будем отвечать коронеру…

Гасси прав. В этом проклятом месте надо соблюдать осторожность и трижды подумать над каждым словом, — вчерашние события стерли с лица мистера Горринга обычную белозубую улыбку, он помрачнел и выглядел старше и суровее — словом, совсем не так, как в Лондоне. — Кругом что-то непонятное творится, все живут в страхе: привратник рассказывал, что селяне из домов боятся выходить по ночам. Даже такая старая перечница, как леди Делия, держит заряженное ружье у кровати…

Портьеры тревожно зашелестели, ветер — слишком холодный и злой для весны — наполнил комнату, Огаст поежился и отчетливо вспомнил невольно подслушанные им слова леди Делии: «Такое уже было и пять лет, и три года назад, даже в прошлом году…» Надо будет просмотреть старые газеты, подумал он, и предостерег Маргарет:

Боюсь, нам всем скоро потребуется хороший, настоящий адвокат.

Эдвард насупился и объявил с видом политика, с треском продувшего муниципальные выборы:

Надо дать знать сэру Эндрю, он подыщет походящего.

Лично мне адвокат не требуется, я сама могу за себя постоять! Я под присягой буду говорить правду, я ни в чем не виновата, — доктор Уолтроп подхватила медицинский саквояж и вышла, оставив двери открытыми. Огаст и Эдвард слышали, как тонкие каблучки юной леди цокают по полу. Маргарет носила туфли отменного качеств и очень дорогие — среди ее человеческих достоинств не числилось умения ладить с ближними и навыка заводить полезные связи. Поэтому ей не приходило в голову отказаться от хорошей обуви или французской модистки ради расположения «простых людей».

По счастью, звук ее шагов больше никому не досаждал — капитан Пинтер и мистер Честер вместе со слугой-индусом укатили в Мидл-Энн-Вилидж на опознание: инспектор предположил, что обезглавленное тело принадлежит мистеру Сингху.

Ничто не препятствовало джентльменам провести остаток дня, как заправские сыщики. Кем бы ни был убийца доктора, он свободно ориентировался в доме. Логично предположить, что либо он бывал в доме раньше, либо ему помогал кто-то из домочадцев. Огаст взял блокнот, воспроизвел в памяти все помещения коттеджа графини, в которых успел побывать, и набросал что-то вроде поэтажного плана, а затем попросил Лесли принести цветные чернила, чтобы стрелками отметить перемещения гостей.

Тем временем мистер Горринг отразил на своем листке все перипетии карточной партии, сыгранной в доме графини. Играли вчетвером: он сам, старая клуша Таффлет, викарий и судья. Из-за карточного стола партнеры не отлучались до самого вопля русской девицы. Эдвард жирной чертой подчеркнул записи и вздохнул:

Как думаешь, удастся теперь взыскать со старых пердунов мой выигрыш?

Что, много выиграл?

Ну, как посмотреть: триста пятьдесят фунтов…

Огаст присвистнул:

Лихо!

А ты думал! Я почти решился перебраться в эту глухомань до конца лета: у чертовых провинциалов полно денег и проигрывать им нет нужды — они мне не боссы, не кредиторы, не опекуны, я вообще никак не завишу от их влияния! Вот леди Делия, когда наезжает погостить в Лондон, изображает бедную родственницу: ворчит после каждой поездки в такси, проклинает дороговизну и оплакивает каждый фунт чаевых прислуге, а живет не так плохо! Поднимала до пятисот фунтов. Даже сморчок-викарий вывалил на кон две сотни и глазом не моргнул.

Слушай, а откуда у провинциального викария такая сумма? Откуда вообще у них такие деньги — при себе, наличными?