Братство тибетского паука

Ледяные сквозняки в дортуарах, овсянка на воде, дисциплина, которую поддерживают розгами и тростями, вечное соперничество за первенство: драки между малышней, издевательства от старшекурсников, бойкоты, коварные заговоры одних групп приятелей против других, словом, интриги, которым позавидовал бы сам Борджиа, — вот что такое частная школа, за которую респектабельные британские родители выкладывают немалые деньги. И это лучшая инвестиция в будущее, которую можно себе представить.

Выпускнику дорогостоящей частной британской школы не страшны арктический холод и африканская жара, он стоически переносит голод и готов без устали шагать многие мили. Он умеет бить и защищаться, не боится боли, умеет выбирать друзей и охотиться на врагов. Он ироничен и зол. Он всегда добьется победы — будь то поле брани, спортивный матч или парламент.

Маргарет саркастически скривилась:

Где уж мне, я ни дня не провела в ваших любимых гадюшниках — со мной занимались частные учителя!

Мардж, даже если теоретически допустить, что среди наших соучеников попался один болтливый подонок, — хотя такое совершенно исключено — он сказал бы, что дело обстряпал мистер Картрайт. Только ты могла выгородить Гасси и свалить все на меня. Дорогой товарищ Маргарет, не надо считать всех состоятельных людей идиотами!

Вы-то двое на состоятельных никак не тянете!

Значит, ты!

Нет!

Думаешь, графиня поможет тебе с медицинской лицензией?

Ничего я не думаю, а помогаю людям бес-ко- рыст-но. На вашем буржуазном языке это называется «благотворительность»…

Твое счастье! Благотворителя нельзя подвергнуть профессиональной дисквалификации. Но уверяю тебя, родственники того покойного джентльмена наверняка обратятся в суд, когда узнают, что похоронили его без сердца…

XI

Май, 12, 1939 г., пятница 12–10 по Гринвичу

В отличие от Горринга-младшего, ухитрявшегося повсеместно быть всеобщим любимцем и душой компании, Огаста так же дружно недолюбливали. Взрослые, в особенности педагоги, опасались, что сверх меры начитанный и остроумный мальчик обнаружит прорехи в броне их авторитета, а соученики считали его слишком надменным и заносчивым. «Байронизм» уже давно стал достоянием истории, и Огасту пришлось бороться за симпатии окружающих поизощреннее, чем политику за голоса избирателей. Он давал однокашникам списывать, ходил с ними в зоосад и цирк и даже удил рыбу, — хотя всей душой ненавидел рыбалку! — одалживал приятелям деньги, заключал пари, озорничал и дерзил больше других. Даже однажды принародно сожрал червяка (подменив лакричной конфетой)!

Словом, школьных хлопот ему хватило, чтобы понять: в студенческой жизни так продолжаться не может. Нужен был более радикальный способ завоевать популярность. Как известно, мерилом успеха в студенческой среде служит не столько академическая успеваемость и научные работы, сколько членство в разных клубах, командах и братствах.

Он выбрал самое престижное и закрытое «братство», разыскал его секретаря, старшекурсника, который готовил посвящение неофитов в ряды общества, и поделился с ним тайной — чудом сохранившимся палимпсестом[32], в котором была прописана процедура инициации в союзы студиозусов. Документ воспроизводил текст из далеких и темных времен, когда на троне восседали Плантагенеты, а католические ордена еще соперничали за высшую власть со жрецами не до конца уничтоженных Церковью языческих культов, ценой членства в которых была человеческая жертва…

Да-да, у «книжных мальчиков», завсегдатаев букинистических лавок, блошиных рынков и библиотечных хранилищ, тоже имеются некоторые преимущества. Например, они могут смастерить готический пергамент, что называется, из подручных средств, с той же легкостью, с какой юный Уилл Айрленд подделывал автографы великого барда[33]. Итак, мистер Картрайт сочинил свой собственный готический роман и как по писаному разыграл его в декорациях, представленных реальной жизнью.

Глава братства пришел в восторг от пергамента и сразу же захотел воспроизвести ритуал во всей его примитивной прелести. Огаст вызвался помочь. В центре темного зала разложили костер, над ним подвесили закопченый чан, раздобытый у старьевщика; пар подсветили спрятанным внутри карманным фонариком, прикрытым синим стеклом; магниевые вспышки придали происходящему демонизм и наполнили низкое помещение белым дымом, из которого явился глава братства. Он кутался в плащ, сотканный из шерсти черной овцы, остриженной в безлунную ночь — как достославный Мерлин.

Грубой выструганной деревянной ложкой он помешал варево в чане и выловил из него — человеческое сердце! Рукой, облаченной в кожаную перчатку, высоко поднял его над головой на обозрение юношей, робко жавшихся к стенам подвала, и возгласил:

— В древние времена избранные могли вкусить от священного темного сердца. Сегодня и вам даровано такое право!

Огаст первым приблизился к костру и откусил от протянутого ему сердца!