Братство тибетского паука

Дом полыхал, как брошенная в камин обувная коробка. Раздался истерический звон пожарного колокола, люди бежали отовсюду и во всех направлениях одновременно. Доктор Уолтроп устремилась к огню, успевшему перекинуться на амбулаторию:

Череп!.. Череп остался в кабинете! Он сгорит…

Глупо было ее удерживать — Огаст только вырвал из рук Маргарет сумочку, а сама леди исчезла в клубах дыма и пламени.

Надо было бегом бежать — разыскивать полицейских, узнать, что стало с задержанными, запертыми в полицейском участке. Ведь оставалась надежда, что их успели отвести в здание суда! Но ноги не слушались — двигались так медленно, как будто Огаст брел в глубокой темной воде; он сам не заметил, как оказался в водовороте событий, все ближе подбирался к эпицентру людской суеты, пламени и жара.

На площади появилась сверкающая, как детская игрушка, пожарная машина, команда растягивала брезентовый рукав прямо у него под ногами, причем растерянного джентльмена без церемоний оттеснили к стене.

Мимо на одеяле пронесли обгоревшего полисмена — очертания людей и предметов расплывались в жаре и дыму, Картрайт начал задыхаться, стащил галстук, попытался расстегнуть воротничок — черное, едкое нечто заполняло мозг, напрочь вытесняя мысли. Пришлось схватиться за подоконник коттеджа, у стены которого он оказался, чтобы устоять на ногах. Цветочные горшки попадали на газон, цветы вывалились, а земля высыпалась на них могильными холмиками. Инстинктивно Огаст прижался лбом к холодному оконному стеклу: ему было видно, как с другой, благодатной, стороны на подоконнике стоит большая птичья клетка, а в ней скачет и щелкает клювом крупный дрозд. Птица смотрела на него и молила вернуть ей свободу!

Выпустить дрозда — вот его самое неотложное, первоочередное дело; Огаст ухватился за эту мысль, как за спасительный канат, способный выудить его из черной пучины подступавшего небытия. Несколько раз он безуспешно толкнул оконную раму локтем, потом наклонился, подыскал на земле подходящий камень и с размаху бросил в окно — звон разбитого стекла потерялся в общем шуме. Похоже, дом был пуст.

Никогда в жизни он не делал ничего подобного! И уж тем более не покушался на чужую собственность… Он просунул руку через дыру в стекле, острые края разорвали ткань на пиджаке, но ему все же удалось открыть дверку клетки. Благодарная птица выпорхнула наружу, сделала круг над пожарищем, затем резко спикировала вниз и весело заработала клювом: добычей отважной птахи оказался большущий черный паук.

Гасси досмотрел птичью трапезу до самого конца. Голова его стала пустой и легкой, как воздушный шарик, за затылок приклеенный к облакам. Он побрел следом за птицей, порхавшей с ветки на ветку над самой землей, — подальше от гари, грохота и гама, мимо опустевших домов с газонами и клумбами, туда, где вымощенные камнем дорожки сменились утоптанной травой, пока не вышел на самую окраину деревни — перед ним расстилалось старое кладбище…

Дрозд несколько раз взмахнул крыльями, набирая высоту, а потом медленно опустился вниз и исчез в центре кладбища неподалеку от заброшенной часовни.

Неведомая, неподвластная разуму сила понудила мистера Картрайта бродить по запущенным кладбищенским дорожкам в поисках своего крылатого поводыря, пока он не споткнулся о выпачканный свежей землею заступ, брошенный на треснувшую могильную плиту:

Джим Уотерс 1709–1754

! Он сохранил голову!

Между датами и надписью был весьма реалистически изображен череп — таращил пустые глазницы в синее небо и ухмылялся. Фоном для «Адамовой головы» служили два скрещенных меча. Огаст встрепенулся, поежился, как человек, внезапно проснувшийся от глубокого и тяжелого сна, не в силах сообразить, где он, что с ним приключилось.

Напуганный дрозд вспорхнул вверх, но скоро вернулся и продолжил склевывать мелкие кусочки галеты, которые сыпала на могильную плиту рука, обтянутая белоснежной перчаткой, — она принадлежала мистеру Честеру!

Дворецкий покончил с печеньем, тщательно отряхнул кончики пальцев и с невозмутимостью, мало соответствующей месту и обстоятельствам их встречи, заметил:

Мистер Картрайт, вот вы где! Вас повсюду ищут. В Энн-Холл прибыл его милость лорд Глэдстоун. Где остальные джентльмены?

Не знаю… — горько вздохнул Огаст.

Конечно, вы знаете! — уверил его дворецкий. — Просто подумайте о них.

Но Огаст мог думать только о прожорливых языках пламени, жирных хлопьях сажи и безысходном скрежете, с которым рушились вниз перекрытия в горящем здании. Скорбный мраморный ангел, украшавший соседний склеп, уронил слезу вместе с ним. Капли вечерней росы собирались в изгибах каменных кудрей, устремлялись вниз по щеке, соединяясь с влагой, задержавшейся в складках греческого одеяния, созданных резцом скульптора, и уже тонюсенькие ручейки воды стекали вниз, на скудную почву. Кованая решетка, закрывавшая вход в склеп, давным-давно проржавела. Мох укутывал изножье статуи, а земля вокруг склепа выглядела мягкой и рыхлой.