Сколько себя помню, мы его всюду за собой таскали, прятали в шляпы на всех таможнях, выдавали за театральный реквизит, мама даже прозвала его Йорик, пыталась разговаривать с ним и огорчалась, что «святыня» ее не слышит, представляете? Такая глупость… Она не могла простить дедушке, что он связался с большевиками, тогда, еще до революции, и разбудил для них «святыню». Когда мы перебрались сюда, мама одолжила его графине Таффлет на время для какого-то доброго дела, так она сказала, — мисс Львова вздохнула. — Это я виновата… Надо было оставить череп здесь, в коттедже, когда леди Делия умерла! Пусть бы его нашла полиция, да кто угодно! Я могла его выбросить или утопить. Тогда никакой беды с мамой не случилось бы!
Девушка смотрела на череп, ее пушистые ресницы подрагивали.
Не вините себя, Анна, княгиня разыскала бы его даже на дне океана!
Наверное… Мама велела спрятать его. Если ей будет спокойнее, значит надо спрятать! Закопать. Только… я так его боюсь…
Пустые глазницы черепа казались бездонными, как зыбучие пески, они открывали врата в небытие… он сохранил голову… хранитель…
Могила ловчего на кладбище — вот куда надо отнести череп, пронеслось в сознании Огаста: теперь он знал, что следует предприянть:
Не бойтесь, Анна! Я знаю, где его спрятать.
Не говорите мне где, ладно?
Больше они не сказали друг другу ни слова — молча переложили череп в большую жестяную коробку из- под чая, обернув старой газетой. Перетянули коробку шпагатом, хранившимся в столе. Мистер Картрайт бережно прижал коробку к груди — от него требовалось не так уже много: пересечь парк за коттеджем, пролезть между прутьями ограды, а там до кладбища рукой подать!
Мисс Львова помогла ему неприметно выбраться в сад через веранду, он спрыгнул в ночную росу и побрел вперед. Колючие сорные травы цеплялись за брюки и умоляли остановиться, он то и дело спотыкался о низенькие садовые фонари. Похоже, эти миниатюрные порождения садово-парковой архитектуры уже забыли, когда их зажигали в последний раз, и сквозь подслеповатые стекла следили за огоньками светлячков с нескрываемой завистью. Ледяной ветер перебирал ветки деревьев — они отвечали тревожными шорохами, где-то вдали пронзительно и страшно кричали неведомые птицы, взяться за холодные прутья решетки было все равно что пожать руку призраку. Ночь уже вступила в свои права, залив все кругом глубокой чернильной тьмой, даже светлые песчаные тропки притворялись сиреневыми. Мраморные амуры, установленные вдоль аллеи, провожали его подозрительными взглядами.
Мистер Картрайт очень сожалел, что из опасения столкнуться с Маргарет не стал заходить на кухню: ему бы не помешал карманный фонарик, керосиновая лампа или хотя бы самая примитивная свеча! Чтобы отвлечься от мрачных мыслей, Огаст предпринял попытку выстроить недавние происшествия в единую причинно-следственную цепочку. С чего все началось?
Сэр Глэдстоун заключил пари, и группа джентльменов отправилась в Девон…
Нет! Не так.
Сначала появилась «святыня» — этот самый череп, который он держит в руках. Предмет, желанный для коллекционеров, этнографов и эзотериков, навлек настоящее проклятие на захолустное поселение в Девоншире — и привезла его княгиня Львова. Она передала «святыню» графине Таффлет. Почему?
Боялась держать у себя? Нет!
Княгиня — отважная женщина и никого не боялась
Ради денег? Тоже не: Львовы продолжали бедствовать.
Ради «дорогого дела»! Ну конечно: княгиня Львова не могла простить отцу, что он каким-то мистическим обрядом помог большевикам прийти к власти — «разбудил для них череп». Значит, графиня Таффлет — а она была хороший психолог, любому шантажисту приходится быть таковым — вполне могла заполучить вожделенный раритет, уверив женщину, что проведет обряд, который погрузит опасную «святыню» в сон.
Судя по финансовым записям благотворительного фонда, обряд, который собирались проводить, был делом не только «добрым», но и весьма дорогостоящим. Графине пришлось лишний раз потеребить тех, кто регулярно платил ей за свои былые грехи, ошибки и преступления. Чтобы припугнуть кого-то и изыскать дополнительные средства, леди Делия написала и грозилась опубликовать новую книгу.
В этот ключевой момент их злополучную пропагандистскую группу и снарядили для работы в Энн- Холле. Один из членов группы — археолог! — вообще не доехал до места дислокации. Способ убийства при помощи инъекции концентрированного возбудителя болезни выдает в его убийце профессионального медика.
Доктор Форестер поспешно избавился от трупа под предлогом эпидемической угрозы, как только узнал от местного журналиста, что имеются материалы, позволяющие опознать тело. Логично предположить, что умерший больной был хорошо известен здешней аристократии и представлял для нее угрозу.
Если признать, что все романы графини Таффлет имели своеобразную документальную основу, можно предположить, что археолог снабжал местных последователей возрожденного кровавого культа чем-то необходимым для их ритуалов…