Братство тибетского паука

Сэр, сделайте три шага назад! Или я прострелю ему голову!

Мардж… — сдавленно пробормотал Огаст.

«На брата брат и кровь на кровь родную»[53] — понимаете, о чем я, леди Уолтроп?

Маргарет не ответила.

Вы действительно хотите убить его?

Я испорчу череп. Остальное — как получится…

Темная фигура замерла.

Испорчу его поганый череп!

Огасту стало очень страшно: он вдруг понял, что мистеру Сингху пришлось портить собственный череп самому, бросившись на острые камни, когда он понял, что не сможет сберечь голову!

Луч превратился в тишину. Огаст отпустил решетку в окне часовни, зажмурил глаза, не в силах больше выносить молочно-белый поток света. Его пальцы скользнули вниз по кирпичной кладке, открыли жестяную коробку, просочились сквозь мятые газеты и коснулись абсолютно гладкой поверхности черепа, земля под ногами с глухим стоном обрушилась, они сверзились вниз…

… и помчались по подземным галереям, освещенным коптящими факелами, к заветной дверце, о которой поведал мессир де ла Поль, отправляя своих верных пажей за стены осажденного города. Юноши выбрались наружу, перелезли через колючий кустарник и во весь дух помчались через лесную чащу, так что полы плащей хлопали за спиной. Неслись и не оглядывались, пока их не настиг свирепый собачий лай: по следу беглецов пустили охотничьих псов. Скоро к гомону собак прибавилось конское ржание, топот и гортанное гиканье французских наемников — враг настигал их, они переглянулись и, не сговариваясь, повернули в сторону зыбучих песков.

Лес поредел, сменился кустарником, дюны и камыши милосердно согласились служить им прикрытием. Пригибаясь, пажи добрались до холодной и опасной песчаной полосы, расстегнули застежки на плащах, сбросили их и распластали на песке, как крылатых птиц. Так, осторожно переползая с одного куска ткани на другой и перемещая следующий плащ вперед, был шанс добраться до линии прибоя целыми и невредимыми, избегнув смерти в зыбучей бездне. Если они смогут выбраться к морю, до спасения будет рукой подать, за реликвией должна прибыть шлюпка.

Погоня тоже достигла границы песков: среди дюн зашелся от лая пес, лошадь под всадником истерически захрапела. Не нащупав передними копытами дна, она провалилась в песок — по самую грудь. Обезумевшее от ужаса животное отчаянно взбрыкивало, запрокидывало голову, не слушалась повода, но только погружалось все глубже и глубже и пыталось избавиться от лишнего груза, сбросив седока. Спутники рыцаря соскочили с седел, поспешили к нему на выручку, но тяжелые доспехи увлекали их одного за другим в зыбкую толщу песков, к неминуемой смерти.

Кавалер, увязший до пояса, вскинул боевой топор, намереваясь запустить вслед юношам, успевшим добраться до полосы прибоя, и беспечно вскочить на ноги. Но один из них успел зарядить арбалет и выстрелить — стрела с черным оперением проткнула горло врага, его тело медленно погрузилось в зыбучий песок.

Лучше было спрятать это в лесу…

Мы не можем! Мы поклялись отдать это в руки мейстеру Ордена и доложить ему о мятеже — слишком рискованно доверять великую тайну пергаменту и чернилам…

Они взялись за руки и смотрели на море, и надежда их таяла вместе с вечерними облаками: водная гладь тянулась далеко за горизонт, не было на ней ни одной шлюпки, ни одного паруса, ни самой жалкой рыбацкой фелюги. Зато единственный уцелевший наемник вскочил на коня и поскакал прочь, в свой лагерь у стен полыхающей крепости, чтобы вернуться с подкреплением, вооруженным знанием о зыбучих песках — ловушке, подстроенной у берега самим Провидением.

Солнце клонилось к воде, как усталый путник.

Что же нам делать? Нельзя оставаться здесь слишком долго, начинается прилив. Если мы утонем, никто ничего не узнает…

Надо попросить помощи!

У кого?

У него…

Он спит, он не слышит нас! Кому из живущих под силу разбудить его?

Нам! Мы оба слышим его, мы вместе можем попробовать…

Юноши опустились на колени прямо в прибывающую воду, склонились над ларцом, ветер смешал их локоны — темные и золотые, трепещущими пальцами откинули они кедровую крышку, прижали ладони к великой святыне и, смежив веки, предались молитвам. Небесные светила остановили свой ход, и время замерло в ожидании.

Когда пажи вновь решились понять веки, от горизонта к берегу плыли во множестве корабли под парусами дивной белизны, легкими, как лепестки белых роз на гербах Йорков, увенчанными алым орденским крестом. Скоро шлюпка доставила их на борт, и теперь они стояли на палубе и смотрели, как по мановению десницы мессира, увенчанной перстнем с орденской печатью в виде «Адамовой головы», рыцари грузятся в лодки, а затем высаживаются в бухте. Теперь у стен аббатства разворачивалась новая битва: лихая военная удача заставила наемников разбежаться, а бунтовщики, порочившие знамена Ланкастеров, сдались и выдали зачинщиков мятежа.