Братство Трилистника (СИ)

— Жаль, конечно, расставаться, но я вижу, как ты скучаешь по морю. Я помню: когда захватили Южный Рог, ты вместо того, чтобы праздновать победу, тоскливо ходил вдоль берега, поднялся на оставленный британцами корабль и очень не хотел покидать его, всё ходил по палубе, брал в руки канаты, хлопал по мачтам… Нет, тебя нельзя разлучать с морем. Эх! Впрочем, что уж там. Кому роту оставишь?

— Я вот всё думаю, сомневаюсь, — замялся Сверчков. — Тебе или Хмелёву.

Ермолай, он же Ерёма, Хмелёв родился в Елизаветинске, в семье мастеровых, которые уехали на Побережье откуда-то из Смоленской губернии. Причины этого были неизвестны. Но наверняка банальны для того времени: конфликт с чиновником, дворянином, помещиком или офицером. К нашей истории это не имеет никакого отношения. Интереснее другой момент. До войны за независимость Хмелёв не особо успешно фермерствовал. Не смог выплатить налог британцам — те и согнали его с земли. Отправился на заработки в город, проработал два месяца подмастерьем у сапожника. Ну, а какая заварушка случилась в Ясеневом Перевале в конце прошлого года, так не мне вам рассказывать. Вот тут Ермолай и попал на своё место: сначала был в ополчении у Сверчкова, потом служил в армии фон Керна. Война оказалась его стихией. За неполный год он из рядового вырос до штабс-капитана, и если Афанасий оставит его вместо себя, то значит, звание майора или подполковника упадёт на его плечи в течение месяца.

Он отличился и в штурме Южного Рога, а, когда мы проиграли первую битву за Приозёрье, благодаря Хмелёву наша рота понесла наименьшие потери из всей армии. В сражении на реке Секвойе он заменил меня, когда меня контузило, при штурме британской батареи.

Вот такая героическая личность. Афанасию сложно было принять решение, выбрать из нас двоих. Но ему помогли внешние обстоятельства.

— Ставь Хмелёва. Он хороший командир. Влад тоже неплох, но у него будет другое задание, — раздался знакомый голос со стороны незакрытой Сверчковым двери, и пред нами предстал премьер-министр Республики Побережья, Кондратий Фёдорович Рылеев.

— Понимаю, господа: подслушивать нехорошо, но в своё оправдание могу сказать, что я и так шёл к Владу, а услышал ваши последние слова случайно.

Он прошёл в комнату, поздоровался с нами. От предложенного кресла, в котором до того сидел я, отказался со словами: «Я не дама, чтобы мне место уступали», и присел на единственный не занятый стул.

— Слышал, что Николай Петрович подписал твоё прошение о переводе во флот, — сообщил он Сверчкову. — Рад за тебя. Помню, как ты в отсутствие капитана провёл наш корабль от Порта Беринга до Росса.

— Дело секретное? — деловито осведомился Афанасий у Рылеева как будто спрашивая, можно ли ему остаться или нет.

— Конечно, секретное, но ты можешь остаться: речь пойдёт о девушках из вашего Братства.

— Что с ними? — у меня ёкнуло сердце.

— Они живы и здоровы, — успокоил меня Рылеев. — Но вот наткнулись на такое, что сами не до конца поняли. Что-то странное творится в Спокан-Хаусе. Эмма Хэдли потребовала, чтобы приехал ты. Почему, не знаю, тебе объяснят всё в Чинукске. Девушки сейчас остановились там, в домике у Мины Златковской.

Я лишь покачал головой. Всё-таки тяжело материалисту иметь дело с ведьмами. Особенно с такой, как Эмма Хэдли, которая ещё и знает про тебя то, что ты очень и очень глубоко скрываешь.

— Знаешь, когда я получил письмо от неё, — задумчиво сказал Рылеев, — то самое, где как-то она как-то невнятно объясняла причины твоего появления на Побережье, я сначала насторожился. Всё-таки Эмма англичанка и может вести какую-то свою игру. Но просьбу её выполнил. Потом пообщался с тобой, увидел, что ты хоть и странный, но заслуживаешь доверия. Я бы хотел узнать твою настоящую историю…

Афанасий снова мотнул головой, как будто спрашивая, стоит ли ему выйти. Я лишь грустно улыбнулся Рылееву.

— Нет, Кондратий. Ты просто не поверишь.

Премьер задумчиво покивал головой. Вздохнул.

— Что ж. Впрочем, это пустое. Праздное любопытство. Есть дела намного важнее и актуальнее.

— Но почему всё-таки Ерёму? — Спросил Афанасий. — Может, Влад успеет вернуться до окончания перемирия?

— Не успеет, — отрезал Рылеев. — Объяснить не могу — просто чувствую, что он там надолго застрянет.

* * *

Поздней ночью 31 декабря, я въехал в Шпанберг, город, который мы освобождали этим летом, стоя насмерть и не давая прорваться Паттерсону на юг. Шёл дождь. Всё-таки это тёплый край: снег здесь очень большая редкость, даже на новый год. Я рассчитывал, что отпраздную его с Аней, но дела — тот бардак, который творился в нашей временной столице-, к сожалению, не дали мне такой возможности. Хотя оставалась надежда, что Тигрёнок празднует его по юлианскому календарю, а значит, у меня в запасе десять дней.

— «Вот тоже головная боль для революционного правительства», — думал я. — «Надо будет как-то унифицировать календари и, если для измерения уже ввели метрическую систему, тут будет куда как сложнее: тут на религии дело замешано».