Братство Трилистника (СИ)

Не то чтобы нам было неинтересно, нет, он и рассказывал хорошо, и знал многое такого, чего не было в наших учебниках истории, просто очень утомлял его пафос.

За это время мы посетили и Национальный Музей Революции, в доме Николая Резанова, зашли в Первый Государственный Исторический Музей, который опять же расположился в доме революционного деятеля — Кондратия Рылеева.

Я ходил и смотрел. В доме Резанова я пытался представить себе, то, что я прочёл в тексте. К сожалению, так и не удалось найти бальную залу, где танцевали мой предок и Аня Камаева. Зато мне показали комнату, в которой собирались заговорщики. Там же висела знаменитая картина, известного калифорнийского художника Игоря Веснина: «Первые слова Революции», на ней как изображалось то самое собрание. Как нам показалось, Веснин не забыл никого из присутствовавших там людей. Нашлось место и для Ясенева, который был нарисован совсем уж юным, каким он и тогда не был. И ещё, тут была нарисована Анна Камаева, восторженно глядящая на лидеров грядущей войны за независимость.

С теми же чувствами я бродил и по дому Кондратия Рылеева, как будто пытаясь найти те комнаты, в которых спал Ясенев, или где за столом, рано с утра, обсуждали, что им делать с Каткартом, Рылеев, Ясенев и Хэдли.

Эва Чжу, откровенно злилась от нашего бойкота. Хотя я бы не сказал, что мы вот так её игнорировали. Просто старались лишний раз с ней не заговаривать. И если в школе бойкот был ей не страшен, учеников было много, и можно было не обращать внимания на то, что мы с ней не разговариваем, а если кто-то и говорит, то только чтобы подколоть собеседника.

Скажу честно она меня напрягала, потому, что по её мордашке было видно, что она что-то задумала, и злость в её глазах иногда сменялась злорадством. Что-то в духе «ну подождите, вы ещё все будете у меня прощения просить». Однако пока всё было мирно.

Тем временем, наша ознакомительная экскурсия окончилась. Мы возвращались домой. И впечатления от поездки в Новую Вологду остались самые двоякие. С одной стороны сама экскурсия нам понравилось, нам было интересно смотреть, как оживают страницы записок Владислава Ясенева, а вот с другой стороны, ответ на вопрос, кто же этот загадочный Z и где его искать мы не получили. C таким настроением мы и возвратились в Камаевск. Когда мы уже подъезжали к городу, Тим махнул рукой в сторону окна и сказал: — Вот оно, озеро Хэдли. Так и называется, как его нарёк Владислав Ясенев в шутку.

Мы уставились в окно… уж не знаю, кто и на что рассчитывал… Но перед нами было самое обычное озеро Побережья. И, тем не менее, меня кольнуло какое-то странное ощущение. История, из каких-то сухих фактов и строчек в учебнике, оживала на глазах. Случайная шутка, чтобы разрядить обстановку, в тяжёлое время, вошла в историю и географию названием «озеро Хэдли».

* * *

Прошло две недели, близился Новый Год и зимние каникулы, а мы так и не приблизились к разгадке, кто же этот загадочный «Z». К тому же начали затягивать наши школьные дела. Учёба и всё остальное. Хорхе, например, подписался на участие в фехтовальном турнире, и теперь после уроков всё время пропадал на тренировке. Я тоже участвовал в турнире по регби. В школьном чемпионате наша команда заняла четвёртое место, а меня взяли в сборную школы.

Весна в 1999 году была весьма напряжённой. США бомбили Югославию, в России возмущались, ну и в Калифорнии тоже, хотя не так сильно и не на государственном уровне. Хотя митинги у штатовского посольства пару раз перестали в драки. У нас же, в республике, ещё с XIX века жило немало сербов и черногорцев. Но крупные политические партии отмалчивалось, а Объединённая Социалистическая Партия Побережья заняла такую невнятную позицию, что начала терять сторонников очень резко.

— Болваны, — кратко, но ёмко, охарактеризовала их Клеопатра Борисовна. — Не прими за ворчание старухи, но в моё время у этой партии были яйца. Виктор Ясенев и Мигель, а точнее Михаил Колассо, были жёсткими ребятками. Первый, из влиятельной калифорнийской семьи, а второй, рабочий из низов испаноязычной Калифорнии. Несмотря на такую разницу, они были едины в одном — за свои идеи они были готовы сражаться и умирать. До того как Ясенев стал президентом, за ним вообще охотились боевики партии Родзаевского, а Колассо бросали в тюрьму по любому поводу. Что теперь мы видим? Каких-то толстых бюрократов, невнятно лепечущих, что они за мир и за дружбу. Тьфу!

— Ладно, я старая, тебе совсем голову заморочила. Ты ведь хотел что-то узнать…

Мы снова сидели на кухне дома, на Имбирной улице, почти принадлежащего теперь мне. Сегодня, когда мы подъезжали к нему, странного соседа не было видно, что меня не очень-то и расстроило.

— Да, — ответил я, сглотнув. — Кто из семьи Златковских, кроме Доминики, был близок с Владиславом Ясеневым, ну или состоял в Братстве Трилистника?

— Я не настолько старая… — старушка заухала как сова. — Я знаю тех, кто был близок Виктору, я их помню, очень многих — в том числе и маму нашего нынешнего президента. О тех же временах лучше спрашивать историков.