Братство волчьей стаи

— Не пугай меня! — не поворачиваясь к нему, захныкала Татьяна. — Пусть твой трахтор постоит в гараже, хотя бы до вечера.

— А вечером что?

— Два гектара, не больше, — пробормотала она.

— А вчера сколько было?

— Места живого не осталось… Дай поспать…

— А как же Пахомов?

— Что Пахомов?

— Разве я не говорил тебе, что он утонул?

— Ты говорил, что труп не вытащили.

— Вытащим.

Чащин поморщился. Он уловил в голосе Татьяны искорку надежды, и это ему не понравилось. Хотя и осуждать ее он не мог.

— И труп вытащим, и дело закроем. Твое дело. Скажем, что у Пахомова блокнот был, а там координаты, где он тебя прятал… Он тебя прятал, а я тебя нашел. И ты уже здесь. Понятно?

Татьяна повернулась к нему.

— Я уже здесь?

— Здесь.

— И в твоей постели?

— В моей постели может быть только мой человек. Ты мой человек?

— Твой, — не очень уверенно кивнула она.

— И ты готова простить мне Пахомова?

— Я тебя люблю. И я сделала свой выбор.

— Выходит, ты предала Пахомова?

— Ну, не надо! — Казалось, Татьяна вот-вот расплачется — не столько от жалости к Пахомову, сколько от обиды на Виктора.

Но Чащин решил ее не щадить.

— А зачем я Пахомова убил? — спросил он. — Правильно, чтобы вы оборотня не нашли. А кто оборотень?

— Не знаю. — Татьяна отвела в сторону взгляд.

— А если я?.. Если это я убивал?

— Тебе принести пива? — спросила она.

Она и хотела бы свести этот разговор к шутке, но это у нее не получилось. Чащин действительно мог быть серийным убийцей, которого она должна была найти. И который мог убить ее саму.

Татьяна все понимала. Она прекрасно все понимала.

— Ты чувствуешь его? — Чащин навис над ней.

— Оборотня? — Она смотрела на него, стараясь не выдавать свой страх.

— Иногда ты его чувствуешь, — сказал он, вспомнив, как ее напугал не очень сильный, но необузданный порыв.

— Может быть.

— Тебе страшно?

— Мне? Я же вижу, что ты сам себя боишься.

Чащин восхищенно усмехнулся. Татьяна права: он действительно боялся самого себя.

— Я бы мог себя бояться. Если бы был оборотнем. Но я не оборотень.

— Правильно, — кивнула она. — Нельзя в этом признаваться.

— Почему?

— Потому что я все-таки следователь. И не забыла о тех убийствах… — Она закрыла глаза, небрежно махнув рукой.

— Что ты не забыла?

— Я не забыла свое прошлое, но дверь в него закрыта.

— Но ты же следователь. Ты сама это сказала.

— Следователь. И давно все поняла… Поняла, что ты можешь себя контролировать. Ты очень сильный человек и можешь держать себя в узде… Может, не всегда получалось. Но тогда у тебя не было меня. А сейчас я с тобой. Вместе мы справимся.

— С чем справимся?

— Ты знаешь с чем. И я знаю. Но мы не будем говорить об этом. Мне твои признания не нужны.

— А мне и признаваться не в чем.

— Вот я о том и говорю, — вымученно улыбнулась Татьяна.

Чащин кивнул. Да, ему было в чем признаваться. Более того, он в принципе мог признаться в содеянном. Протокола не будет, аудио— и видеозаписи тоже, поэтому бояться нечего. Только зачем ему это делать? Посмотреть, как реагирует Знаменова? Так она и без того все понимает…

— Если ты «о том и говоришь», ты должна меня бояться.

— Я тебя боюсь. — Татьяна приподнялась на локте, глядя на него.

— От людей, которых боятся, стараются избавляться.

— А если ты мой крест?.. Если ты меня убьешь, значит, я это заслужила. Значит, так надо.

Похоже, Татьяна ничуть не сомневалась в том, о чем сейчас говорила.

* * *

Восемнадцать часов тридцать четыре минуты. «Хаммер» выезжает из ворот. Стекла затемнены, но все равно видно, что в машине как минимум двое…

Девятнадцать часов тринадцать минут. «Хаммер» возвращается, подъезжает к воротам, останавливается. Охранник должен убедиться, что в машине все свои, только тогда он откроет ворота. Но из машины никто не выходит, и охранник не появляется в поле зрения. А ворота открываются. Внедорожник трогается с места, заезжает во двор. А стоял он четырнадцать секунд. И вчера вечером он стоял столько же, и сегодня утром…

Олег внимательно отслеживал перемещения транспорта. Записывать он не мог — боялся лишний раз пошевелиться, — но память у него хорошая.

Сегодня утром со двора выезжали два «Гелендвагена», в одном, по всей видимости, находился Чащин. Эскорт вернулся пару часов назад, но во двор машины заехали, не останавливаясь. Ворота им стали открывать, когда они еще подъезжали к дому. И у Олега не было никаких шансов проникнуть на запретную территорию через открытые ворота. Разве только с боем прорваться, и то не факт. А «Хаммер» ему такой шанс давал.

Вчера вечером он снова видел Татьяну в окне. Она выглянула, окинула взглядом двор и исчезла. На этот раз она не выглядела растрепанной. И не ночная рубашка на ней была, а домашний халат. Может, и не спала она с Чащиным…

* * *

Удар у Татьяны сильный, точный. Сначала «свояка» отправила в лузу, затем и «чужого» туда же вбила. Виктор проигрывал, и это его злило.

Татьяна прицелилась и четким ударом загнала в лузу победный шар. И с улыбкой, но виновато глянула на него.

— Ты мастер, — натянуто улыбнулся он.

— Ты не хуже. Просто мне повезло. Еще?

— Ну, если только в одну лузу.