Братство волка

Он был так взволнован и так отчаянно жестикулировал, что полученные в схватке раны стали еще сильнее кровоточить. Нельзя бросать Мани, настаивал Тома и добавлял, что теперь у него появились личные счеты со Зверем, которого ни в коем случае нельзя оставлять в живых. Грегуар, не слушая возбужденного донельзя молодого человека, стал накладывать повязку, используя лоскуты от сорочки и палку для наложения шины. Чтобы подвязать его руку к плечу, шевалье отодрал лоскут от собственной рубашки. Когда с перевязкой было покончено, они вдруг почувствовали, что в лесу наступила тишина. Но при этом и Грегуар, и Тома ощущали себя частью этой тишины, и оттого, что они были людьми и в их жилах текла кровь, им внезапно стало невыносимо тяжело. Они так и не поняли действия этой невероятной алхимии и просто ждали.

Они ждали возвращения Мани.

Мужчины подняли с земли пистолеты и зарядили их, а потом под руководством Тома привели в порядок арбалет. Кровь на перевязанной руке маркиза выделялась черным пятном, которое постепенно увеличивалось. В бледном сиянии луны, высветившей каждую щербинку в узоре на коре деревьев, они подошли к краю поляны и заглянули в ров, пытаясь понять, как Зверю удалось оттуда выскочить. В полном молчании они обошли поляну, недоумевая, каким образом он избежал ужасных ударов перекрещенных массивных бревен. На одном из них они обнаружили следы крови и кусок шкуры… на которой кровью была запачкана только шерсть, но не сама кожа. Сев на бревно, которое прогнулось под их весом, они продолжали ждать. Время от времени Грегуар поглядывал на своего спутника, подбадривая его кивком головы.

В лесу все так же царила тишина.

Вдруг они услышали шорох. Затем еще один. Из зарослей кустарника на них не мигая смотрели блестящие глаза.

Волки, исчезнувшие после бегства Зверя и ухода Мани, вернулись. Их было около десятка. Они тоже ждали. И когда Грегуар поднялся и подошел к двум ближайшим из них, они даже не пошевелились. В их взгляде не было никакой агрессии – наоборот, в глазах светилось какое-то собачье добродушие, как это бывает, когда собака куда-то вас тянет, пытаясь что-то показать.

– Я иду. – Тома встал еще до того, как Грегуар успел вымолвить хоть слово.

Маркиз потянулся за арбалетом, взял его в руки, проверил, сохранился ли на нем крючок, за который он крепил его к седлу…

Они привели на поляну лошадь Мани, расстреножили и отпустили ее, чтобы она по своему желанию либо ждала их тут, либо вернулась в замок.

И когда они ушли с поляны, волки – их было семеро – сбились в стаю и повели мужчин по дороге, по которой еще недавно бежал Зверь, а за ним гнался Мани в сопровождении крупного серого волка.

* * *

Мани бежал легко, бесшумно ступая по земле. Если заросли кустарника позволяли передвигаться во весь рост, то он развивал довольно большую скорость. Порой ему приходилось пробираться по узкому коридору, выдолбленному в скале, и тогда, согнувшись в три погибели, он с предельной осторожностью протискивался между острыми каменными выступами, чтобы не пораниться. От земли поднимался запах сырости и гнили, смешиваясь с еще более неприятными запахами тухлого мяса. Сама земля в тех местах, где не было гниющих остатков, была покрыта слоем грязи, изрытой мощными когтями. То тут, то там попадались клочья шерсти, очевидно упавшие с боков Зверя, который неоднократно ходил по этому тоннелю. Судя по всему, последний раз он прошел здесь всего несколькими минутами ранее.

Подмечая все эти детали, Мани шел но тоннелю так же быстро, как если бы он видел Зверя воочию. Казалось, прошла целая вечность с тех пор, как он оставил компанию серого волка, и теперь продвигался то на четвереньках, то чуть пригнувшись в абсолютной темноте. Мани из последних сил напрягал мускулы, когда наконец увидел в глубине тоннеля желтоватый свет, который вызвал у него тревогу. Запах тоже стал другим. Не таким резким.

По приглушенному, едва различимому шуму Мани понял, что он у цели. Затем шум стих, и Мани услышал хриплое ворчание, уже знакомое ему. Немного поколебавшись, он решил, что не ошибся и наверняка эти звуки принадлежат кровожадному чудовищу.

Коридор вел в широкий зал, стены которого были выложены крупным камнем, взятым из грота. Из потолка выходили многочисленные вентиляционные трубы, к которым тянулось пламя горящих факелов.