Братство: Возрождение

— По праву сильного, Ли. Это, — я обвёл рукой всё вокруг, зацепив при этом Священную лопату — та едва не упала и мне пришлось подхватить её — со подобными символами шутить было опасно — народ и так уже начал выкрикивать в мой адрес различные угрозы, к счастью, пока, не решаясь перейти к их воплощению в реальность.

— Не круто ли берёшь, капитан? Мы сюда пришли и это теперь наш мир! — подтверждая его слова, сказанные так же громко, как и мои, толпа пришла в движение и двинулась на нас.

— Круто? Ни разу. Этот мир — мой! Всем ясно?! — перехватив лопату я замахнулся ей над головой, готовясь размозжить череп любому, кто посмеет приблизиться: — Это — мой мир и я никому здесь не позволю устанавливать тут свои правила!

Неожиданно толпа замерла — люди переговаривались, тыча пальцами на меня.

— Простите, господин, — неожиданно покорным голосом произнёс Ли, опускаясь на колени: — Мы били не правы.

— Дух! Дух Святого Отца Основателя Пью, снизошёл на него! — стоявший за моей спиной дед вдруг заверещат так пронзительно, что я вздрогнул от неожиданности.

— Нам было сказано, — продолжать кричать Старейшина тонким старческим голоском, обходя меня и выбираясь на первый план: — Что он вернётся и поведёт свой народ вперёд, к Великой Нирване! Оно сбывается! Сбывается! — взвизгнув в последний раз он замер, простерев руки вверх.

— Ли, ты чего? — продолжая держать лопату над головой покосился я на склонённую фигуру лидера: — Ты брось это, вставай! Ну! — воткнув её в землю я наклонился, поднимая его и, встряхнул, приводя в чувство: — Ты чего? Ли?

— Отец Пью! Наконец-то вы вернулись! — поднял он на меня влажные глаза: — Мы вас так долго ждали!

Увидев движение за его спиной, я перевёл взгляд на толпу и обомлел — люди, только что готовые разорвать нас на куски стояли на коленях, протянув руки ко мне. Их голоса стали громче, и я смог разобрать отдельные слова.

— Он вернулся! Наш защитник с нами! Красный причётник здесь!

— А ну! Тихо! — поднял я руку вверх, и они моментально смолкли, глядя на меня влюблёнными глазами.

— Ли, ты объяснить можешь? Что это за цирк вы тут устроили?

— Ответьте нам, — оттерев Линга, обратился ко мне Старейшина, ловко передислоцировавшийся в первый ряд: — Вы служитель Божий?

— Да Поп он, — хмыкнул Шнек, убирая в кобуру пистолет и подмигивая мне: — Поп. И молитвы знает, верно, ваше преподобие?

Мысленно я показал ему кулак, сделав очередную пометку в свой «Книге Мести», чёрт! Она распухала просто на глазах!

— Ad maiorem Dei gloriam! — пробормотал я на латыни и тут же поправился, вспомнив слова Дока: — К вящей славе Божией. Пиз… Эээ… Аминь! То есть.

— Воистину, счастливый день настал! — тотчас оживился дедок: — Ибо путь наш окончен и здесь, под Его Красной Десницей! — при этих словах он схватил мою руку, закованную в броню и задрал её вверх: — Обретём мы мир, процветание и душевное спокойствие! Радуйтесь, жители Нового Акзара! Радуйтесь и спешите поделиться сей вестью с нашими братьями и сёстрами, ожидающими нас на орбите!

От толпы жаждущих прикоснуться к новообретённой святыне, меня прикрыли мои друзья и те самые парни, что до того охраняли сундук с лопатой. Последнюю я вручил дедку и, не слушая его благодарностей рванул к эсминцу, ощущая на себе всю тяжесть бытия святого. Расслабиться я смог только когда уселся на его опорную лапу.

— Скажи, Ли, — окликнул я стоявшего в почтительном отдалении лидера переселенцев: — Вы тут что? Свихнулись все разом? Какой я вам нахрен Пью?!

— Святой Пью, — он осторожно приблизился, держа сложенные руки на груди, словно готовился молиться: — Наш самый почитаемый святой. Он был первым, кто вскопал землю и собрал урожай, утоливший глад царившей среди поселенцев. Установленные им законы, — набрав в грудь воздуха он затараторил монотонным голосом, явно цитируя вбитые в память строки: — Не укради, убей вора, посягнувшего на твоё или общественное, не прелюбодействуй, размножайся с умом, не чревоугодничай, держи порох сухим, а оружие исправным, не лги, почитай старших, осваивай военное дело настоящим образом, не…

— Достаточно, — покачал головой я, пытаясь переварить всю эту кашу: — Ладно, признаю — толковый мужик был. Но я-то — не он! Я — Сэм Люциус! Точка! И не причётник я.

— Святой Пью проповедовал скромность, — всё тем же тоном продолжил Линг: — Он не любил преклонений и жил скромно, в праведности своей…

— Во, Сэм! — хлопнул меня по плечу Жбан: — Это про тебя! Точняк! Ты же у нас — сама скромность! И заповеди наши. Особенно про оружие и подготовку.

— Заткнись, а? — не поддержал его шутки я: — Слушай, Ли, а с чего вы вообще решили, что Пью это я? Не из-за лопаты же?!

— Вот, Пью, посмотрите, — сняв с шеи небольшой круглый медальон, он раскрыл его и протянул мне: — Мы носим ваш образ у сердца, дабы мужество ваше благословило нас на подвиги — ратные и трудовые.

— Психи, — проворчал я, беря его в руки: — Натуральные психи! Твою ж мать! — с открытой половинке медальона на меня смотрел мужик в красной броне и, вдобавок, с поднятой в замахе над головой лопатой!