Братство: Возрождение

— А вы решили воспользоваться моей ошибкой! — парировал я: — А как же топливо?! Это же не Маскон?! Это — Магон! Вы, полковник, смолчали, теша себя мыслью о наживе. А алчность, — обличающее наведя на него палец, я продолжил гораздо громче: — Алчность — есть грех великий! Внемли словам моим, грешник! Раскайся и, с молитвой сердечной…

— Ага! Ща! — перебил он меня, всем своим тоном показывая давнюю закоренелость своих грехов: — Два раза! Руки поднял, поп! Или мы стрелять будем!

— Дети мои! — прижав локти к бокам и выставив вперёд открытые ладони, самым елейным тоном произнёс я: — Солдаты! Неужели дерзнёте вы открыть огонь в скромного священнослужителя? Не слушайте командира своего — ибо вижу я, душа его черна и полна греховности! Не ведает он, что творит!

— Не слушать! — взревел, наливаясь кровью полковник: — Он же жулик! Они — все трое жулики! Гвардия! К бою! А ты, поп, руки подними, если жить хочешь!

— Моя вера, да защитит меня, — перехватив дробовик, но не спеша наводить его на противников, я сделал шаг вперёд, наклоняя голову — вера верой, но уязвимые места лучше поберечь: — Создатель спасёт меня, верую!

— Гвардия, огонь! — взмахнул в ответ пистолетом командир крепости: — Поможем им встретиться с Создателем, раз уж они так спешат туда! Фанатики чёртовы! — и, подтверждая свои слова делом, первым открыл огонь.

Его поддержало всего несколько бойцов — раздались редкие выстрелы, не сумевшие оказать никакого влияния на наше движение. В это момент я сильно пожалел, что прогуливал занятия, где изучали, а говоря проще — зубрили различные гимны. Идти вперёд, распевая во всё горло что ни будь эдакое, возвышенное, на непонятном языке, сделало бы эту картину и вовсе героической.

Но увы…

Пришлось двигаться вперёд, оглашая помещение воплями «Верую!» и «Создатель, благослови!».

Хотя и этого было достаточно — стрельба, и без того жидкая, практически прекратилась, стоило защитникам баррикады понять всю тщетность своих усилий. Последним, расстреляв в меня оба магазина, смолк пистолет полковника.

— Что же ты, а? — подойдя к полковнику я сокрушённо покачал головой: — Сандерс. Ты же — полковник Сандерс? — ткнул я стволом в вышитую золотой нитью нашивку на груди его мундира: — Грешник!

— Каюсь! — рухнул он на колени, окончательно деморализуя разоружённых гвардейцев: — Ваше преосвященство! Не губите! Искуплю! В монастырь уйду!

— Ага, в монастырь. Только тебя там и не хватало. Ты и его разворуешь… — Банкир! — кивнув на полковника телохранителю я хотел отдать приказ, но Прохор ужа двигался к нему, держа наготове пластиковые хомуты, заменявшие нам наручники.

— Руки давай, — совсем по-будничному скомандовал он и Сандерс немедленно подчинился, покорно сцепляя ладони за спиной.

— Гринсон, — повернулся я к второму своему спутнику: — Веди их, — последовал кивок на гвардейцев: — В спас капсулы. Заблокировать их до времени сможешь?

— Конечно, отче, — склонил он голову в поклоне: — Отстрелятся только воле вашей согласно.

— Вот и славно. И пусть погибших подберут. Нам тут чужие трупы не нужны.

Молча поклонившись он двинулся к лифту, подгоняя перед собой толпу пленных.

— А вы позволите, отче? — повернулся он от поворота: — Вразумить грешных? — приподняв руку он качнул увенчанным кастетом кулаком: — Ибо грешны они безмерно в ереси своей. Вас, отче, опять же, не признают. Еретики!

— Позволю, — кивнул я: — Но — только без лишнего усердия, словом добрым.

— А не дойдёт? — он с сомнением посмотрел на исчезавшие за углом сгорбленные спины гвардейцев: — Упорствовать же будут, отче?!

— Вразумляй. Но — без членовредительства! — отрезал я, отворачиваясь от него к двери ЦКП: — Прохор — со мной! С искоренением ереси он и один справится, проповедничек…

Командный пост встретил нас мирным жужжанием покинутых терминалов. Дежурные покидали свои места в спешке, торопясь выполнить приказ своего командира — где-то глаз замечал ещё дымящуюся кружку кофе, на других пультах лежали раскрытые служебные журналы с недописанными до конца строками докладов.

— Ну-с, что тут у нас? — потерев руки я подошёл, к расположившейся по центру Центрального, голограмме крепости. Большая часть проекции светилась нейтральным, светло голубым сиянием и только два участка — нижний девятый и наш, пульсировали тревожным багрянцем, давая понять любому об имевшихся там проблемах.

— Может, сэр, тревогу того, отключим? — недовольно морщась на продолжавшие пульсировать тревожные лампы, поинтересовался Банкир: — Достало уже это мельтешение, сэр.

— Согласен, — кивнул я — резкие всполохи уже конкретно утомили и я, не тратя понапрасну время, направился к креслу командира крепости, доминировавшему в посту на своём подиуме.