Братство

Барышни залились звонким смехом, хлопая ресницами и потрясая огненными кудрями. Бюргер приосанился, а Маньякюр галантно поклонился. Хозяйки пошептались и пригласили гостей к уже накрытому столу.

Сервировка была изысканна, а представленные блюда — разнообразны. Бюргер с Маньякюром уже успели отвыкнуть от приличного меню, живя в Тибете и питаясь изрядно надоевшими яками, рисовой кашей и разносолами из погребов.

— Бургундское, — отметил Маньякюр, подхватывая бутылку. — Красавицы, у вас превосходный вкус, тысяча осьминогов! Но я не вижу штопора… Может быть, в серванте?

— Дай сюда! — нетерпеливо повернулся Бюргер. — Я зубами открою!

— Дуралей, — шепнул ему морской волк. — Покори их своими манерами. То, что они в таких коротких халатиках, — всего лишь аванс для нас, глупый немец. Мы должны оправдать их одежды… тьфу! Надежды.

— Оправдаем! — схватился за ремень Бюргер. — Волк, я чувствую небывалый прилив сил!

Спустя минуту все четверо удобно расположились за столом. Барышни так и не соизволили прикрыть коленки. Бюргер с Маньякюром не вытерпели и стали скидывать с себя одежду, бездарно притворившись, что им душно. Вскоре праздничный гардероб Маньякюра состоял лишь из фамильной шпаги, а чресла Бюргера прикрывал только палантин.

После пары неуклюжих комплиментов и лирического отступления о погоде разговор зашел о философии.

— Что такое жизнь? — начал Маньякюр. — Хрупкая ветвь засохшего древа бытия, корни которого погребены между острыми камнями бездушия и безысходности. Жизнь — пена на самом гребне морской волны, которая бурлит и сверкает в солнечных лучах совсем недолго, лишь пока волна не разобьется о скалистый берег. Жизнь — спектр радуги, взлетающей над океаном в закатный час, коралл мне в ребро!

Степан хмыкнул от изумления. Все-таки не зря морской волк взял несколько уроков красноречия у Самурая.

— А вы, судя по всему, не местные? — поинтересовался у красавиц Бюргер. — Знаете, тибетские женщины… Не хочу, конечно, никого обидеть, но малость они недоразвитые как бы. И низенькие. А вы, вы явно из другого теста!

— Теста? — вскинула брови одна из рыжеволосых барышень. — Вы сказали «теста»? Оно такое морщинистое, а у нас вроде бы нет целлюлита.

Маньякюр укоризненно посмотрел на своего непутевого спутника.

— Выбирай слова, Бюргер. Мы все-таки не у себя дома, где после бутылки дешевого портвейна тебе простят все нахальные речи.

Бюргер кивнул. Он решил загладить свою вину, а заодно блеснуть эрудицией.

— По-моему, нет ничего обидного в словах, сказанных под впечатлением. Просто я хотел уточнить: забудьте слово «тесто». Вы, конечно же, не из этой липкой суспензии сделаны. Это была анафема…

— Метафора, — быстро поправил его Маньякюр.

— Метафора! Да, именно метафора! Если меня до сих пор кто-то не понял — местные девчонки и рядом с вами не валялись…

— Бюргер!

— Вы такой остроумный! — зарделись рыжие бестии, отчего стали еще соблазнительней. — Как вы ловко шутите! Вас зовут Бюргер?

— Да, я Бюргер — национально чист и генетически не модифицирован. А это покоритель морей, парусных дел мастер Маньякюр.

Степан подумал, что Бюргер все-таки не так красноречив, как морской волк.

— Я Лажатэль, — сказала барышня, сидящая рядом с арийцем. И представила свою подругу: — Она Обломиста.

Бюргер и Маньякюр вновь рассыпались в комплиментах, а барышни украдкой переглянулись. Степан вздрогнул, заметив, как их зрачки блеснули алым. По симпатичным лицам скользнула зыбь, будто что-то слегка изменилось на долю секунды в прекрасных чертах. Степану стало жутко до дрожи.

Когда Бюргер с Маньякюром, наконец, умолкли, возникла неловкая пауза. Маньякюр подхватил вилкой креветку, хотел было сунуть ее в рот, но вдруг остановился. С кривой усмешкой пошутил:

— Да что вы нас всё кормите и кормите, милые хозяйки? На убой, что ли, готовите?

Бюргер наморщил лоб, вникая в юмор.

— Может быть, существует способ, с помощью которого я могу отблагодарить вас? — вежливо привстал Маньякюр. — Ужин был великолепен.

Он хотел еще что-то добавить, но Бюргер ухватил его за руку, притянул к себе и громким шепотом спросил:

— Ты уже прямо сейчас им предложишь?

— Что? — поинтересовался Маньякюр. От выпитого вина он начал слегка притормаживать.

— Ну это… заняться любовью. Этим, как его по-научному? Промискуитетом. Во!

Слово крайне развеселило барышень. Они повалились на кровать и картинно задрыгали прелестными ножками.

— Нет, — зло сказал морской волк. — Сначала я сделаю тройное сальто назад.

— Зачем? — искренне удивился Бюргер, переставая улыбаться.

Неизвестно, что бы ответил непонятливому арийцу Маньякюр, но тут с грохотом распахнулась входная дверь и в дом влетел взлохмаченный Эльф.

— Вам грозит опасность, друзья! — крикнул он. — Уходим!

Повисла гнетущая тишина. Степан, боясь пошевелиться, смотрел сквозь протертую дырочку на обескураженных красавиц. У той, которую звали Обломистой, задергался глаз, а Лажатэль откровенно не совладала с эмоциями и сплюнула на пол.