Выдержав театральную паузу, она сполоснула в тазу руки и доверительно сообщила Фёдору:
— Это не простой тазик, это спецтаз. Он всякое показывает. Только вот с будущим постоянно какая-то ботва.
Карапуз с интересом заглянул внутрь, но не увидел ничего интересного. Электродрель, отстранив Фёдора, вломила по тазику разводным ключом, поверхность воды мигнула, и на ней возникла тестовая таблица. Все ещё сомневающемуся карапузу она сообщила:
— Это ничего. Щас нагреется! А вообще работает что надо — то ужасы всякие показывает, то про любовь сопли с сахаром, смотря на какую программу настроится, но три-четыре порноканала гарантированно ловит!
Тётка ещё раз вдарила ключом по тазику, и настроечную таблицу сменила заставка передачи «Человек и закон». Сначала какой-то мужик в камуфляжном костюме-тройке хлопал губами, а после появилась надпись «Их разыскивает милиция» и следом — фотография Фёдора.
Электродрель ткнула пальцем в фотографию и быстро-быстро заговорила:
— Ты бы поостерёгся, Фёдор, вишь — ищут тебя уже. Везде твои фотки расклеены. Берегись, Фёдор! Знаю-знаю, что за «ювелирка» висит на тебе. Советую колечко сдать! Возьму по 200 рублей за грамм, а лучшей цены тебе никто и не предложит.
Фёдор отшатнулся от тазика, сунул руку в карман, нащупывая кольцо:
— Слышь, если хочешь кольцо поносить — бери. Только, чур, потом не обижаться.
Электродрель не поверила своему счастью:
— Что, вот так вот просто и отдашь? Не будем кривляться, колечко козырное.
Фёдор вытащил кольцо и сунул его прямо в протянутую сморщенную ладошку.
Как только кольцо коснулось руки, хозяйка получила сильнейший разряд! Мгновенно наэлектризовавшиеся волосы встали дыбом, испуская приятный голубой свет, тело начало биться в конвульсиях, а голос изменился так, словно она наглоталась гелия:
— Эх, я бы развернулась! Землю — крестьянам, фабрики — рабочим. От каждого по способностям, каждому по потребностям. Была бы я строгая, но справедливая — как Лаврентий Павлыч! Или даже как Иосиф Виссарионыч!
Фёдор достал из-за пазухи резиновый коврик, бросил под ноги и встал на него. Тётка перестала светиться, конвульсии прекратились, разве что её все ещё немного потряхивало.
— Во, меня заколбасило конкретно! Нет уж, ты его себе оставь. У меня своих колец навалом. Я лучше так и буду — Электродрель.
Фёдор понуро опустил голову и пожаловался:
— Одному мне не потянуть.
Электродрель ободряюще шлёпнула его по плечу:
— А я тебе поддержку дам, Фёдор. Морально, мысленно, на расстоянии. На крайний случай, своё колечко продам и забашляю. Тебя выбрали, тебе с этим кольцом и париться.
Последняя реплика явно не добавила Фёдору уверенности в собственных силах:
— Я не трус, но я боюсь. Думаю, не справлюсь я с заданием.
Электродрель раздражённо заглянула ему в глаза, взяла его за подбородок и, будто выговаривая, сказала:
— А ты не думай, за тебя партия думает. И партия тебя не бросит! Но и ты партию не бросай!!!
Где-то далеко, за сотни километров от сеновала милой старушки Электродрели, воспитывавшей не слишком сообразительного карапуза, свою воспитательную работу с урками из колонии строгого режима проводил сам Сарумян. Он вытолкал взашей начальника колонии из его собственного кабинета, отобрав у того связку ключей от сейфа, и сейчас сидел за широченным столом красного дерева, просматривая папки с делами самых крутых урок.
Одна из папок особо заинтересовала его, он нажал кнопку звонка и затребовал у вбежавшего караульного привести ему известного киллера — Цурюка Хаима из еврейской мафии города Нью-Йорка, продолжая листать папочку. Из пухлого дела следовало, что тот приехал сюда с абсолютно секретным заданием, под абсолютно секретной фамилией Сидоров, но был арестован в аэропорту на паспортном контроле. Бдительных пограничников заинтересовало, откуда в Нью-Йорке взялся Сидоров.
Дверь широко распахнулась, и в неё боком втиснули здоровенного амбала, наряжённого в строгий ошейник, цепь от которого тянулось в лапы к троим охранником. Сарумян поднял голову от папки и обратился к уголовнику бесцветным голосом:
— Знаешь, откуда появились урки? Урками становятся эльфы после отсидки. Те, чьи матери курили во время беременности, кого в детстве били пьяные родители. Сегодня ты выходишь на волю, Цурюк Хаим. А ну, кто твой папочка?
— Сарумян, оу йе! — Животный восторг урки не знал пределов.
— Снимите с него ошейник, — приказал Сарумян охранникам. — И постройте но плацу личный состав колонии.
На бетонном плацу, обнесённом высоченным забором, по которому в три ряда шла колючая проволока и сновали туда-сюда лагерные шныри, перед Сарумяном и столь внезапно «поднявшимся» Цурюком Хаимом выстроилась разношёрстная уголовная публика.
Сарумян поднял вверх правую ладонь и толкнул короткую речь:
— Ну что, гопнички? Тунеядцы, хулиганы, наркоманы, алкоголики. На свободу с чистой совестью!