Браво, молодой человек!

Голос его, почудилось Рустему, прозвучал излишне оживленно. Он с ненавистью посмотрел на Мусавирова, с которым уйдет сейчас Галкин и с которым говорить ему будет легко и просто, несмотря на прошлые обиды, ни на что.

— Мы не поговорили с вами, — сказал Мусавиров. — Надо бы вернуться, — он указал кивком головы в сторону заводоуправления.

— Завтра, — торопливо сказал Галкин, — завтра.

— Вы в курсе? — холодно сказал Мусавиров.

— Да, да, — быстро сказал Галкин и стал смотреть, как быстро уходит со двора Мусавиров.

— Видать близко да шагать далеко, — произнес он.

— Вы о чем? — не понял Рустем.

— Так, ни о чем. Может быть, поторопился я… Слишком долго пришлось шагать. А теперь — и видать близко, и шагать уже недалеко.

Он помолчал, медленно разминая сигарету и трудно раскуривая.

— Ты мне помоги, — вдруг сказал он.

3

Мусавиров вышел из проходной.

Речная сырость густо скапливалась у дороги, было зябко. Он махнул по сторонам руки, свел их перед собой вместе, присел несколько раз и, оглянувшись назад, побежал в темноте короткими шажками, высоко подбрасывая ноги, чтобы согреться.

У моста он перешел на шаг. Сердце стучало бодрей, мышцы загорячели, и прохлада, подымавшаяся от воды, была теперь хороша ему.

Струсил, подумал Мусавиров, струсил, товарищ директор!

Выдвигать проекты, желать удивить мир — кому этого не хочется, даже если человек и не слишком честолюбив. Но когда начинается практика — а везде и все заканчивается практикой — тогда человек или сдается или действует… как умеет.

Мотоцикл бодро стрекотал, встряхивался на выбоинах и чуть придерживал ход, словно чуткий конь, удостоверяясь, на месте ли седок. Вскинутый на миг луч фары снова опускался мягко на дорогу.

Снова — стрекот, скорость…

Ветер плотно приложился к лицу, не отойдет, пока не замедлишь ход.

Поможет, подумал Галкин, поможет. Как чертовски хочется, чтобы тебе помогали!

Слишком спокойным показался я парню? Куда там — спокойствие! Тревожился я, тревожились они — хорошо, все хорошо, что делается, переживается вместе…

И ты не последний человек, если тебе прямо говорят о том, что в чем-то ты не совсем прав. Значит, верят ребятишки.

Я тоже хочу верить. Верю. Если бы я не верил, я бы ждал, я был бы крайне осторожен…

Он перешел мост и стал подниматься в гору, быстро устал.

А-а, я все предвидел, все было ясно с самого начала. Как это у татар говорят: если тянешься вверх не умеючи — лишь покажешь одно прекрасное место.

Нет, надо же так, отдать распоряжение и укатить на полмесяца в командировку! Все было ясно с самого начала. Но если бы я возражал, меня бы сочли за консерватора, завистника, за дьявола рогатого. А я не консерватор и не завистник, и не дьявол — я человек…

Было время, когда я был лихим парнем и тоже носился с благими идеями и кое-что делал на благо. На благо дела, не в ущерб! — делал, а теперь я знаю: всему свое время, вот так!

Видать близко да шагать далеко. А вон еще сколько ухабов на пути к «гиганту индустрии»! Две недельки топилась печка, а сколько забот, страхов, мороки.

И ответственность!..

Самоотверженнейший товарищ Галкин, может быть, и всю ответственность возьмете на себя?

Стрекот мотоцикла глохнет в тесноте, глухоте узких улочек.

Ребята хотят, чтобы  в с е г д а  было правильно и справедливо.

Спасибо, ребятки, вы напомнили мне хорошую истину!

Я напомню вам другую: верить надо тоже всегда. И не считать, что там, где начинаются трудности, кончается прекрасное. Нет-нет, они не о трудностях — о справедливости…

Может, я умру и так и не добьюсь, не  у в и ж у  того, чему отдавал по дню, по часу всю жизнь? Что тогда?.. Что останется? Только трудный путь, который ты не весь прошел?.. Но столько, сколько прошел, — честно и правильно, не путая, не затрудняя пути другим.

Абсолютно честных людей практически быть не может на этом свете… Он вынужден будет делать что-то вопреки своим кристально чистым убеждениям. А подлость, между прочим, всегда есть подлость — вынужденная она или не вынужденная… Мусавиров вышел на улицу, где жил, и издалека еще увидел светящееся окно. Ира не спит. Приблизившись, он заметил под самым окном парня. Тот подпрыгивал, стараясь заглянуть в окно.

— Вам чего, молодой человек? — спросил Мусавиров.

— А? — Парень обернулся и, сильно покачнувшись, едва не упал.

Внимательней всмотревшись, Мусавиров узнал культмассовика горсада, и злость закипела в нем: ряженый!

— Вот что, молодой человек, — сказал он, взяв его за грудки и крепко прихватывая пальцами рубашку. — Вы не такой уж молодой человек, чтобы я не мог вам всыпать. Вон отсюда! — Он круто повернул его от себя и замахнулся было, чтобы дать по загривку, но передумал и, подняв ногу, свирепо двинул того под зад.

4

— Ты кого-то там прогнал? — встретила его язвительным вопросом дочь.

— Да-а. — Немного он смутился. — Я надеюсь, — сказал он, внимательно глядя на нее, — что этот болван оказался у нашего дома по недоразумению.

Это было именно так, по не-до-ра-зу-ме-ни-ю! Папа все угадывает, и всегда и все, что он говорит, очень-очень правильно.