Браво. Морская волшебница.

Прошло всего двадцать минут с того мгновения, как на «Кокетке» был сделан первый выстрел, и вот уж французские шлюпки скрылись в темноте. Самый же бой на борту крейсера не длился и половины этого времени. Но, как ни коротки были эти минуты, участникам схватки они показались единым мгновением. Враг отступил, удары весел затихли вдали, а уцелевшие англичане всё стояли на своих местах, словно ожидая новой атаки. А потом люди, забывшие о себе в пылу схватки, опомнились. Раненые начали чувствовать боль и осознали, как опасны их раны, а те немногие, кто остался невредим, поспешили позаботиться о своих товарищах. Ладлоу, как это часто бывает с самыми отчаянными храбрецами, презирающими опасность, вышел из боя без единой царапины; но, видя, как его люди шатаются и падают, не поддерживаемые больше воодушевлением борьбы, он понял, что победа куплена дорогой ценой.

— Пошлите ко мне мистера Триселя, — сказал он тоном скорее печальным, чем торжествующим. — Поднялся.

ветер, воспользуемся этим и обогнем мыс, чтобы лучше видеть французов.

От одного моряка к другому тихо пронеслось: «Мистер Трисель!», «Штурмана к капитану!» — но никто не откликался. Подошел матрос и доложил Ладлоу, что судовой врач просит его прийти на полубак. Капитан сразу увидел у фок-мачты группу людей с фонарями в руках. Старый штурман был в агонии. Когда Ладлоу подошел, врач только что осмотрел его раны и убедился, что помочь ему нельзя.

— Надеюсь, он ранен несерьезно? — шепотом спросил встревоженный капитан у врача, который спокойно собирал свои инструменты, готовясь оказать помощь кому-нибудь, раненному не так тяжело. — Нужно сделать все для его спасения.

— Он безнадежен, капитан Ладлоу, — невозмутимо отозвался врач. — Но если вы интересуетесь ранами, то у меня есть любопытный пациент: нужно сделать ампутацию фор-марсовому, которого я велел отнести вниз, — такой случай представляется раз в жизни.

— Ступайте! — перебил его Ладлоу, отстранив удивленного хирурга. — Ступайте туда, где нужна ваша помощь.

Врач огляделся, сделал строгое замечание своему помощнику за то, что тот без всякой надобности вынул какой-то зловещий хирургический инструмент, который мог заржаветь от сырого тумана, и ушел.

— Ах, если бы мы, молодые и сильные, могли взять на себя хоть часть его страданий! — пробормотал капитан, склоняясь над умирающим штурманом. — Могу ли я чем-нибудь облегчить твою душу, мой верный, испытанный товарищ?

— С тех пор как мы имеем дело с нечистой силой, меня преследуют несчастья! — сказал Трисель, чей голос, слабея, клокотал в горле. — Да, несчастья… Но это неважно. Берегите крейсер… я думал о команде… придется рубить… им не поднять якорь… а ветер с севера.

— Все уже сделано. Не тревожься о крейсере, я позабочусь о нем, даю тебе слово. Подумай о своей жене и скажи, какова твоя последняя воля.

— Сохрани бог миссис Трисель! Она получит пенсию и, надеюсь, будет довольна… Смотрите же, когда станете огибать Монтаук, не наскочите на риф, вы ведь, конечно, захотите поднять со дна якоря во время отлива… И еще, если вам не придется для этого покривить душой, помяните беднягу Бена Триселя в донесении добрым словом…

Голос штурмана перешел в шепот и стал совсем беззвучен. Ладлоу, видя, что он хочет сказать еще что-то, наклонил ухо к самым его губам.

— Помните… одна ванта и оба бакштага оборваны. Следите за рангоутом, потому… потому что иногда, по ночам… у берегов Америки… вдруг налетает шквал…

Трисель испустил последний тяжкий вздох и умолк навеки. Тело его было перенесено на полуют, и Ладлоу с печалью в сердце вернулся к своим обязанностям, которые после смерти старого штурмана требовали от него двойного внимания.

Несмотря на тяжелые потери и недостаток в людях, на крейсере вскоре были поставлены паруса, и он поплыл прочь в глубоком молчании, как бы скорбя о тех, кто пал в бою. Когда судно забрало ход, капитан поднялся на мостик, чтобы оглядеться вокруг и спокойно подумать, как быть дальше. На мостике его ждал контрабандист.

— Я обязан вам спасением крейсера, а значит — и жизнью, так как для меня одно неотделимо от другого, — сказал Ладлоу, подходя к контрабандисту, стоявшему неподвижно. — Если бы не вы, королева Анна потеряла бы свой крейсер, а английский флаг — часть своей заслуженной славы.

— Пусть же ваша августейшая повелительница, как и повелительница моей бригантины, не забывает друзей в беде. Нельзя было и впрямь терять ни минуты, и поверьте, мы хорошо это понимали. Если мы замешкались, то лишь потому, что нашим шлюпкам пришлось идти кружиым путем — с этой стороны бригантину от моря отделяет суша.

— Тому, кто подоспел так своевременно и сражался с такой отвагой, не нужно оправдываться.

— Капитан Ладлоу, значит, мы друзья?

— Может ли быть иначе! Наша прежняя вражда отныне забыта. Если вы намерены продолжать незаконную торговлю у этих берегов, мне придется подать в отставку.