Браво

Толпа, собравшаяся во дворце, начала кричать особенно громко и угрожающе, когда дож и сопровождавшая его свита появились в конце открытой галереи первого этажа дворца. Присутствие почтенного человека, пусть лишь номинально обладавшего верховной властью в этом бутафорском государстве, и воспитанная поколениями традиция почтения к правительству, несмотря на мятежный дух толпы, заставили ее внезапно умолкнуть, и воцарилась глубокая тишина. На обветренных лицах рыбаков, наблюдавших, как к ним приближается небольшая процессия, постепенно проступало чувство благоговения. В

наступившей тишине слышался даже шелест одежд дожа, шедшего медленно отчасти по причине старческих недугов, а отчасти потому, что этого требовал церемониал.

– Зачем собрались вы здесь, дети мои? – спросил дож, подойдя к Лестнице Гигантов. – Почему вы пришли во дворец вашего правителя с такими неуместными криками?

Дрожащий голос старого дожа был отчетливо слышен в глубокой тишине. Рыбаки начали переглядываться, словно ища того, кто осмелился бы ответить. Наконец кто-то, кого трудно было разглядеть в толпе, крикнул:

– Правосудия!

– Такова наша цель, – мягко сказал дож, – и, я добавлю, таковы же наши действия. Зачем собрались вы здесь с таким угрожающим видом, без всякого уважения к вашему правителю?

Снова все молчали. Единственный из них, сумевший ненадолго вырваться из оков привычек и предрассудков, лежал теперь мертвым на нижних ступенях Лестницы Гигантов.

– Что же все молчат? Вы говорите все разом, когда вас не спрашивают, но немеете, едва с вами заговорят.

– Будьте с ними поласковее, ваша светлость, – шепнул дожу один из тех, кто был послан свидетелем от Тайного

Совета. – Далматинцы вряд ли успели подготовиться.

Дож кивнул в знак согласия, он знал, с кем полагается соглашаться, и продолжал:

– Если никто из вас не изложит ваши просьбы, я буду вынужден просить вас удалиться, и, хотя мое отеческое сердце скорбит…

– Правосудия! – снова раздался голос из толпы.

– Говорите же, чего вы хотите!

– Благоволите взглянуть сюда, ваша светлость!

Один рыбак посмелее, повернув тело Антонио так,

чтобы лунный свет падал на бледное лицо мертвеца, указал на него дожу. Тот вздрогнул при виде столь неожиданного зрелища и, медленно спустившись вниз в сопровождении свиты и охраны, остановился возле тела.

– Неужели это дело рук убийцы? – перекрестившись, спросил дож. – Какая корысть браво от смерти этого человека? Или, может быть, этот несчастный погиб вовремя ссоры с кем-нибудь из своих?

– Ни то, ни другое, великий дож! Мы боимся, что Антонио пал жертвой гнева Святого Марка.

– Так это Антонио! Тот дерзкий рыбак, который пытался во время регаты учить нас управлять государством?

– Да, ваше высочество, это он, – ответил рыбак с лагун.

– Не было на Лидо лучшего рыбака и лучшего товарища!

– Такого весельчака, каким был Антонио, еще надо поискать! – крикнул чей-то голос. – И в горе он был сдержанней других!

Дож начал подозревать истину и бросил быстрый взгляд на стоявшего неподалеку члена Совета.

– Выяснить достоинства этого несчастного много легче, чем причину его гибели, – сказал дож, не найдя ответа на изборожденном морщинами лице сенатора. – Может ли кто-нибудь из вас объяснить мне, в чем дело? Как умер этот старик?

Тот рыбак, что начал разговор с дожем, охотно взял на себя эту миссию и стал сбивчиво и несвязно рассказывать, при каких обстоятельствах нашли тело Антонио. Когда рыбак кончил, дож снова вопросительно взглянул на сенатора, стоявшего рядом, ибо самому дожу было неизвестно, какая цель преследовалась властями – примерное наказание или тайное устранение неугодного.

– Я не вижу тут ничего особенного, – заметил член

Тайного Совета. – Это смерть, вполне естественная для рыбака. Видно, со стариком произошел несчастный случай, и следовало бы отслужить мессу за упокой его души.

– Благородный сенатор, – с сомнением в голосе воскликнул рыбак, – ведь Святой Марк был оскорблен!

– В народе болтают много пустого об обидах и радостях

Святого Марка! Но уж если верить всему, что могут выдумать люди, то в таких случаях преступников топят не в лагунах, а в канале Орфано.

– Это верно, ваша светлость, и нам запретили забрасывать туда сети под страхом отправиться самим на дно к угрям.

– Тем более очевидно, что со стариком произошел несчастный случай. Есть ли на его теле знаки насилия? Государство вряд ли станет заниматься такими людьми, как он, но, может быть, у кого-либо другого были на то причины. Вы осмотрели тело?

– Ваша светлость, такого старика стоило только бросить в воды лагун, и уж никакая даже самая сильная рука не смогла бы спасти его от смерти.

– Возможно, убийство было совершено во время ссоры, и власти должны внимательно отнестись к этому делу. Я

вижу, здесь даже кармелит! Вам что-нибудь известно, падре?

Монах хотел было ответить, но голос его сорвался. С

видом безумного озирался он по сторонам, ибо вся эта сцена была похожа на кошмарное видение; затем, скрестив на груди руки, монах, казалось, продолжал свою молитву.