Бразилья

Эйтор швырнул ей полотенце. Она намотала его вокруг головы, как Кармен Миранда, но поднялась на ноги, вернее, на блестящие туфли-лодочки и осторожно-осторожно поковыляла в спальню. Эйтор стоял в трусах и носках, повязывая шелковый галстук, который Марселина привезла ему из Нью-Йорка. Она стояла, и с нее капало на ковер.

– Думаешь, это что-то типа аше, магической силы, которая может принимать разные формы?

Эйтор натянул брюки и проверил стрелки:

– Ты о чем?

Марселина скинула туфли, а Эйтор, наоборот, надел ботинки, пользуясь рожком из панциря черепахи. За туфлями последовали джинсовые капри. Марселина упала на кровать, пока пыталась высвободить ноги из штанин.

– Ну, сильные переживания, или стресс, или слишком сильные желания могут материализоваться и зажить собственной жизнью в реальном теле, – объяснила Марселина. – Типа как колдуны культа умбанда якобы могут вырвать свою душу и придать ей форму собаки или обезьяны.

Марселина подняла руки и соскользнула с кровати, снимая с себя мокрый топик, а затем и лифчик. Эйтор посмотрел в зеркало на ее маленькие груди с твердыми сосками. Надел пиджак.

– Это легенда. Магия. Суеверие. А мы живем в научной энтропийной вселенной.

– Но если представить, представить, представить… – твердила Марселина в стрингах.

Загудел домофон. Такси. Эйтор поцеловал ее, крутя между пальцами соски. Марселина прижалась к нему, пытаясь скользнуть языком в его рот. Эйтор мягко оттолкнул ее на кровать.

– Увидимся позже. Пей побольше воды.

– Эйтор!

Дождь, который лил через бетонный садик, узкий, как гроб, теперь окрасился в коричнево-желтый цвет из-за эродированных почв. Марселина села, закутавшись в простыню, подтянула коленки к подбородку, смотрела на морру, размытую между растениями в горшках, и дрожала от ужаса. Спать было невозможно. В поисках воды она босиком прошла по отполированным деревянным полам Эйтора. Медленно наклонилась, продемонстрировав голую задницу подзорным трубам по ту сторону лагуны. Протрите линзы, мальчики и девочки. Хлопнула себя по ягодицам. Ей все еще хотелось, чтобы близнецы ее родной сестры умерли в утробе.

Марселина включила плазму. Шум, болтовня, бессмысленное бормотание. Прекрати думать о себе. А вот и Эйтор. Камера двигалась, дала крупный план, пока бежали надписи. Сегодняшние заголовки. Горящие машины, полицейские вертолеты, трупы в бермудах. Стены вокруг фавел станут еще на ярус кирпичей выше. Лулу снова обвинили в коррупции. Бразилия, страна будущего. Затем Марселина увидела, как Эйтор сканирует следующую строчку телесуфлера, и его глаза расширяются. Возникла еле заметная пауза. Такого раньше с Эйтором не бывало. Он был старым приверженцем того, что аудитории с возрастной группой от восемнадцати до тридцати четырех и с любовью к шумным провокациям правду надо говорить не колеблясь. Эйтор – профессионал до кончиков блестящих ботинок. Марселина не могла отвести глаз от экрана.

– Сам Четвертый канал оказался в новостях из-за обвинений журналиста Раймунду Суареса, которые будут опубликованы завтра в «Журнал де Копакабана» и касаются телепрограммы о Мараканасо. Суарес сообщает, что получил конфиденциальное сообщение по электронной почте от продюсера Четвертого канала, где говорится о том, что руководство канала хочет для развлекательной программы найти восьмидесятипятилетнего Моасира Барбозу, которого многие считают главным виновником провала на Мараканасо, и публично унизить его, устроив суд в формате реалити-шоу.

Видеовставка – Раймунду Суарес в серферской рубашке и шортах на мокром от дождя пляже Фламенгу, его братия кивает позади него. Цинизм. Ложь. Поставить старика к позорному столбу. Марселина не могла больше слушать, поскольку звук в ее глазах, в ее голове, в ее ушах просочился в мир.

Все закончилось. Богоматерь Дорогостоящих Проектов отвернулась от нее. Марселина взяла пульт и отправила Эйтора в темноту. Теперь самым громким шумом в комнате стало биение ее сердца.

– Кто ты?! – закричала Марселина. – Почему ты так со мной поступаешь? Что я сделала?

Она ринулась в спальню и вывалила содержимое сумочки на кровать. Вот, вот, вот он. Коробочка из полупрозрачного пластика. Она вставила диск в плазму Эйтора.

Палец замер над кнопкой «play».

Ей нужно знать. Ей нужно увидеть.