Бразилия. Футбольный карнавал

И тут все вскочат на ноги и закричат, что такое уважительное отношение к игроку, такая забота о нем были возможны только в те давние времена. Когда клуб еще был большой семьей, где все были равны и равнозначны… И руководители клуба не были отравлены погоней за прибылями, не плели интриг, не строили козни, а уважали и почитали своих игроков.

И кто-то обязательно подхватит эстафету воспоминаний о других легендарных героях вчерашних дней, навсегда оставшихся в благодарной памяти торсиды. О рыцаре футбола Мими Содре, самом честном футболисте в истории Бразилии. «И всего мира!» – категорически добавит кто-нибудь.

И все сразу же согласятся: да, другого такого не было, нет и никогда не будет ни в одной стране мира! В наш век грубости, подлости, драк, подножек, ударов в спину Мими Содре умер бы от стыда. И наверняка бросил бы футбол в знак протеста!

И если вдруг найдется среди экзальтированных спорщиков какой-нибудь юнец, который ничего не знает о Мими Содре, ему тут же расскажут, что это был крошечный, юркий, до невероятия элегантный форвард из того, самого первого, состава «Ботафого», который завоевал чемпионское звание в 1907-м, а потом и в 1910 году. Мими! Ах, Мими! В самой острой голевой ситуации, когда мяч попадал ему в руку, или он видел, что кто-то из его товарищей сыграл рукой, он мгновенно останавливался, замирал и вскидывал вверх руку, превращаясь в подобие бронзового изваяния. Что-то вроде памятника самому себе.

«Рука! У меня была рука!» – означал этот жест: поднятая рука Мими с вытянутым к небу пальцем. Нет, не пальцем, а крохотным пальчиком, как у гнома из диснеевской «Белоснежки». И судья, заметив этот пальчик, даже если он не видел, что Мими или кто-то там еще сыграл рукой, сразу же свистел и назначал штрафной. Если бы в те годы существовал приз «фэйр-плей» за честную игру, Мими стал бы его первым лауреатом. Сомнения в том нет.

А затем, перебивая друг друга, участники этой футбольной посиделки вновь начинают вспоминать великие удары.

– «Мараньон», например, – крикнет заскочивший в бар пропустить рюмку перед очередной вахтой ночной сторож из соседнего банка. – Вот это был удар! Его изобрел доктор Рауль Баррето де Альбукерке Мараньон. – То есть тогда он еще не был доктором, он был студентом. Доктором он стал потом. А тогда он был просто Мараньон из «Бангу».

– Не только из «Бангу», – поправит тут же негр-чистильщик ботинок, приютившийся со своей нехитрой аппаратурой у игрального автомата с тускло мерцающими на экране фигурками футболистов. – Из-за этого его замечательного удара Мараньона переманивали к себе несколько клубов. Он играл и за «Риашуэло» и за «Мангейру». Сейчас этих команд уже нет, а память о Мараньоне осталась.

– А что же это был за удар такой? – поинтересуется кто-то из более юных собеседников.

– О, это был удар смертельный. В смысле силы. Мараньон играл в защите и в трудную минуту, разряжая обстановку у своих ворот, отправлял мяч свечой вверх. Мяч уходил в небо с такой страшной силой, что превращался в крохотную точку где-то под облаками. Казалось, исчезал в голубизне неба. И потрясенные трибуны замирали, ожидая, чем же это кончится. А потом мяч низвергался сверху вниз с такой же силой, с какой он взлетал к небесам. Это было как удар молнии, как раскат грома, как свист торнадо. И игроки, свои и чужие, разбегались в стороны, никто не мог его принять и усмирить, этот мяч, отправленный в небеса Мараньоном и вернувшийся на грешную нашу землю.

И аудитория вновь уважительно замолкала, переваривая информацию. Даже если кто-то и усматривал тут некоторую гиперболизацию и склонность рассказчика к поэтическим метафорам, все равно все молчали, воздавая дань уважения великим предкам. Тем более что сейчас никто и никогда уже не попытается повторить такой удар. Ведь сейчас, со всеми этими новомодными теориями насчет взаимодействия линий и необходимости для защитника либо самому выходить с мячом вперед, либо точно пасовать его партнерам, с такими теориями и концепциями удар «мараньон» обречен на вымирание. Послать мяч к облакам сегодня не решится никто. Ни Роберто Карлос, ни Ромарио, ни Роналдиньо. На такое был не способен даже король Пеле.

– Ну а «чарльз»?! – подхватит тему старичок, давно уже дымящий толстой сигарой в самом углу бара близ занавески, прикрывающей вход в туалет. – А кто, скажите мне, сможет сейчас исполнить «чарльз» так, как его делал сам Чарльз Миллер? Мне об этом рассказывал отец!

И хотя, кроме отца ветхого старичка, никто из присутствующих не видел и не мог видеть живьем Чарльза Миллера, игравшего в самом начале прошлого века, все молчаливо согласятся, что сейчас с такой элегантностью никто «чарльз» исполнить не сможет.