Бразилия и бразильцы

Почти все они обязаны своим рождением этой дороге. Сначала на пыльной обочине близ родника или ручья какой-нибудь пришлый Жоаким открывает постоялый двор или ночлежку для водителей грузовиков, столовую с гамаками за занавеской, где можно переспать ночь. Вслед за тем по соседству вырастает еще один барак: какая-нибудь дона Мерседес — ветеран древнейшей профессии — набирает в соседних поселках полдюжины девчонок и открывает «кабаре». Еще через пару недель рядом появляется крошечный сарай резинщика Педро, латающего гигантские камеры и покрышки грузовиков, пока шоферы обедают у сеу[2] Жоакима или развлекаются у доны Мерседес. Затем поблизости строится бензоколонка «Эссо» или «Шелл». За ней мелкая ремонтная мастерская какого-нибудь «сеньора Пауло». И вот не проходит года, как на дорожных картах появляется новый поселок. Сначала он именуется по номеру придорожного указателя: «347 километр», а затем ему изобретают имя. Оно либо заимствуется у «ресторана», либо у названия ближайшей речки, долины, горы. Например, Брежо Секо («Сухое болото») или Лагоа Верде («Зеленое озеро»). Иногда его подсказывает забавный случай, дорожное происшествие где-то поблизости.

Неподалеку от Жабути-Майор кто-то когда-то поймал большую черепаху — жабути. А там, где находится Порангату, жил когда-то охотник, влюбившийся в красавицу индианку по имени Ангату и похитил ее. Когда соплеменники красавицы схватили дерзкого белого, он перед казнью крикнул: «Погибаю за Ангату!» Вот это «За Ангату!» («Пор Ангату!» — по-португальски) и дало название поселку. Во всяком случае именно так говорится в легенде, которую здесь рассказывают.

В Токантинополисе Журандир размещает нас на ночевку в одноэтажном, как и весь городок, домике, гордо именуемом отелем. В ожидании ужина мы сидим на табуретках в крошечном палисаднике у дверей нашей гостиницы. Карл вытянул худые босые ноги, уставившись на них с такой сосредоточенностью, словно видит их впервые в жизни. Он вздыхает и потирает бедро левой ноги:

— Болит старая рана. Под Курском получил. В сорок третьем году.

— Брат моего отца погиб под Курском, — говорю я, доставая сигареты.

— Может быть, именно он, прежде чем погибнуть, угодил в эту проклятую ногу, — кряхтит Карл.

— Нет, — отвечаю я. — Он не успел: он погиб еще в эшелоне, в котором ехал на фронт. Во время бомбежки.

Худой старик на другой стороне улочки с грохотом опускает металлические жалюзи бакалейной лавки. Я протягиваю Карлу сигарету. Юлиус щелкает зажигалкой. В жарком застоявшемся воздухе медленно смешивается дым трех сигарет.

Закрыв глаза, Юлиус хрипит нечто напоминающее тирольскую песенку. Солнце лениво опускается на крыши домов, стиснувших улочку. Впрочем, улочка эта носит гордое имя «авенида Гояс».

— Тоже мне — авенида! — качает головой Карл. — У этих бразильцев какая-то мания величия. Предлагаю пари: кто из нас отгадает название «отеля», в котором мы имеем честь быть гостями, тот получит глоток «Джонни Уокер» из моей фляжки.

— Согласны, — говорим мы с Юлиусом.

— Итак, по-моему, он должен именоваться «Экселиор», — объявляю я.

— «Гранд-отель», — говорит Карл.

— «Эмбассадор»[3], — заключает Юлиус. — Ну, а теперь проверим, кто из нас прав. Дона Раймунда!

— Си, сеньор, — послушно откликается дона Раймунда. — Сеньор хочет еще пива?

— Нет, я хочу знать, как называется ваш уважаемый отель.

— «Отель-Президент», — говорит хозяйка, вытирая руки.

— Дона Раймунда, будьте любезны, дайте мне чистый стакан, — просит Карл. И когда она выполняет его просьбу, он наливает в стакан немного виски из своей фляги и протягивает ей: — Прошу вас, дона Раймунда. Вы только что выиграли пари.

Хозяйка «Отель-Президента» испуганно глядит на улыбающегося господина, не понимая, что он от нее хочет.

Потом мы ужинаем. Дона Раймунда подает нам рыбу, салат из креветок с яйцами и бифштекс. Перондини расспрашивает Карла о причинах сенсационного успеха Мюллера на чемпионате мира в Мексике, а я безуспешно пытаюсь убедить Рейса и Журандира в том, что не вся Россия покрыта льдом и что даже в Сибири иногда бывает лето. В ответ Рейс и Перондини яркими мазками рисуют нам картину пробуждающегося благодаря Трансамазонике Зеленого Гиганта.

— Завтра вылет в семь ноль-ноль, — строго говорит командир самолета Рейс. — Следовательно, утренний кофе ровно в шесть, а подъем — в пять тридцать.

Мы встаем из-за стола и направляемся в нашу комнатку, заблаговременно орошенную Юлиусом дезинфицирующим составом от паразитов и москитов.

Ровно в пять тридцать я просыпаюсь от пения электробритв: мои попутчики бреются, мажутся лосьонами. Ровно в шесть ноль-ноль, благоухая одеколоном, мы сидим за столом и глядим, как заспанная дона Раймунда суетится у буфета.

Проходит десять минут, двадцать, полчаса. Наши пилоты не появляются. Немцы переглядываются и пожимают плечами. Мы пьем кофе в одиночестве. Потом курим, выходим в палисадник, возвращаемся, снова курим. «О Бразилия!» — стонет Карл. Юлиус ухмыляется и в сто первый раз проверяет свои фотоаппараты.