Бред

Эдда, тоже взволнованная — «вот повезло!» — по-английски ответила, что меню ей больше не нужно, она уже всё заказала. Чуть улыбнулась, всё же сохранила неприступное выражение лица. У полковника фотографии племянника не оказалось, но он очень точно описал его Шеллю. «Девяносто шансов из ста, что это он! — думала Эдда. — Ах, как удачно вышло!» Правда, Шелль сказал ей, что американский офицер каждый день завтракает в этом ресторане, — но вправду повезло: сам к ней подсел! Такая счастливая случайность могла бы показаться подозрительной; однако у нее подозрение и не шевельнулось. Действительно, Джим никак на разведчика не походил. У него лицо всегда дышало прямотой и честностью (особенно же когда он лгал красивым женщинам). «Да, по виду, кажется, дура», — радостно думал Джим. «Да, по виду, кажется, дурак, — радостно думала Эдда. — А вдруг всё-таки не он? Я живо выясню. Но если и не он, то беда невелика. Будет просто приятное знакомство». Оба спешно обдумывали план действий.

Вы прекрасно говорите по-английски, — придумал Джим.

Меня учили языкам с детства. Мой дед был владельцем большой гостиницы. Я швейцарская журналистка, — ответила Эдда. Так ей велел сказать Шелль. «Быть может, с первых же слов сообщать не надо было?»

Джим тотчас объявил, что у него тетка владелица гостиницы в Атланте. Никакой тетки у него не было, но, по его мнению, разведчику полагалось врать возможно чаще и возможно больше: надо только всё помнить.

Ее зовут Мильдред Рассел. Она чудная женщина.

Атланта — это, кажется, в Соединенных Штатах? Вы американец?

Я американский офицер. Служу в SHAPE. — Джим тоже подумал, что это сообщать с первых слов не следовало бы. Впрочем, он еще накануне решил вести дело именно в темпе Юлия Цезаря. «Ну, вот, значит, и никаких сомнений нет!» — подумала Эдда. — Вы в Париже давно?

Позавчера приехала.

В первый раз?

О, нет, я хорошо знаю Париж.

Я тоже. Я здесь служу уже два года (он служил только год). Позвольте представиться...

Он назвал себя. Эдда назвала свою новую фамилию, по паспорту, который получила через Шелля. Лицо у нее становилось всё умнее и всё хитрее, а у него всё прямее и честнее.

...Вы похожи на один знаменитый портрет, только я не могу сейчас вспомнить, на какой именно! — сказал Джим. Он это говорил всем женщинам, за которыми ухаживал, и это имело неизменный успех.

На какой же? Только не говорите, что на Джиоконду! По-моему, она безобразна.

О, нет, на современный портрет. Ван-Донген? Ласло? — Джим называл первые приходившие ему в голову имена. — Нет, не Ласло и не Ван-Донген... Вспомнил: Тревельян! Габриель Джошуа Тревельян! — радостно воскликнул Джим. Этого живописца он также изобрел, по каким-то бессознательным ассоциациям: Россетти был Габриель, Рейнольде был Джошуа. — Вы живой Габриель Джошуа Тревельян! Верно, вы знаете его портреты, они теперь завоевывают Америку. Он мой личный друг. («Запомнить: Габриель Джошуа Тревельян».)

Да, как же, я много о нем слышала. Я очень интересуюсь американской культурой. Так вы служите в SHAPE? Что это такое? — спросила Эдда. Ее вопрос показался ей очень тонким. Сама Мата Хари не могла бы вести себя умнее. — Я этого слова не знаю.

Неужели? — спросил Джим и объяснил ей значение слова.

Вот как? Ах, я так далека от всего этого! А кто здесь американский главнокомандующий?

«Либо она совсем идиотка, либо у нее какая-то очень хитрая комбинация. Но какая же комбинация тут может быть?.. Если все советские шпионы таковы, то Соединенным Штатам большая опасность не грозит?» — подумал Джим и объяснил, что главнокомандующий действительно американец, но он не американский главнокомандующий.

Он Сакюр.

Это фамилия?

Нет, это сокращение, составленное по первым буквам: Supreme Allied Commander Europe, — ответил он. К ним подошел лакей. Джим заказал дорогое вино и самые изысканные блюда из тех, что были в этом второстепенном ресторане. Считал это полезным для дела; кроме того, ему, как всегда, хотелось есть и пить. Перед Эддой стояла только маленькая бутылка минеральной воды. Он попросил разрешения налить ей вина. К концу завтрака они уже весело болтали.

Полной игривости еще не было, но она приближалась очень быстро.

Хотите, проведем вместе вечер? Умоляю, не говорите, что вы заняты.

Я и не говорю. Я не занята.

Поедем в театр. В какой вы желаете? В Фоли-Бержер?

Ни за что! Я признаю только серьезный театр.

С вами готов куда угодно, хотя бы на пьесу Корнеля во Французской комедии! Я не думаю, чтобы иностранец, притом здоровый, нормальный человек, мог получать удовольствие от этих высокопарных стихов, но для вас готов и на эту жертву!

Очень жаль, что вы не любите поэзии. Я сама поэтесса.

Ради Бога, простите. Я обожаю современную поэзию! Прочтите мне ваши стихи!

После того, что вы сказали, ни за что на свете.

Я обмолвился. Я сказал глупость! Это не первая у меня и не последняя. Умоляю, прочтите.

Нет, вы не стоите. И я не в настроении.

Что нужно для вашего настроения?

Любовь и вино.

Мы проведем вместе чудный вечер.

Как-нибудь в другой раз.

Ни за что! Сегодня же! Я этого хочу! Приходите сюда обедать. Вы далеко живете?